Мировая экономика Статьи по мировой экономике
  Новости
  Классические статьи по экономике
  Деньги
  Золото
  Нефть (ресурсы)
  США
  Демократия
  Ближний Восток
  Китай
  СССР и Россия
  Евросоюз
  Югославия
  Третий Мир
  Сельское хозяйство
  Производство
  Социальные вопросы экономики
  Образование
  Современная экономика
  Проблемы современной экономики
  Экономическая карта мира.
  Геополитика
  Государство
  Экономика будущего
  Наука
  Энергетика
  Международные фонды
  Всемирная торговая организация
  Катастрофы
  Терроризм
  Религия, Идеология, Мораль
  История
  Словарь терминов

Опрос
На Ваш взгляд Украина должна интегрироваться с
Евросоюзом
Россией
Или играть в "независимость" на транзитных потоках


Результаты

Спонсор проекта:
www.svetodiody.com.ua

  

Современная экономика >> Дефляционная экономика >> Дефляция – не тупик, а выход.

Дефляция – не тупик, а выход.

Дефляция – не тупик, а выход.


Евгений Полулях




Содержание:


Введение.

1. Страшнее дефляции зверя нет?

2. Модель экономического роста.

3. Основные факторы, ведущие к дефляции, история и альтернативы.

4. Модель рыночной экономики.

5. Дефляция – не тупик, а выход.

6. Заключение.

7. Источники.


 

 

Введение.

 

   Написание этой книги вызвано тем, что полноценных исследований поведения экономики в дефляционном режиме на данный момент просто не существует. Фактически вся экономическая наука основана исключительно на инфляционной модели, случаи дефляции рассматриваются исключительно через призму стагнации либо экономического спада, крайне негативных явлений в экономике и обществе в целом. То есть дефляция рассматривается только как кратковременная, нежелательная и нехарактерная ситуация,  правительство и банковская система должны немедленно принимать все меры, чтобы вывести экономику на «нормальный», «естественный» инфляционный режим.
 

   Действительно ли так хорош инфляционный режим и насколько он лучше дефляционного – поиску ответа на этот вопрос посвящена эта книга. Замечу сразу, что ситуация, когда стимуляция экономического роста осуществляется за счет все больших и больших вливаний ликвидности - далеко не идеальная модель в долгосрочном плане. В настоящий момент общепринято практически все проблемы экономики списывать на закономерный результат работы такой модели.

   Но в данной книге в качестве системного недостатка выдвигается не неустойчивость или паразитизм долларовой системы, сколько крайнее сверхпотребление и демотивация у истока «долларовой трубы», так же как и нищета, голод и та же демотивация на периферии. При этом традиционные мотивационные  рыночные инструменты наподобие банкротства предприятий и конкуренции атрофируются вместе со всей инфраструктурой, поэтому, как только лекарство ликвидности перестает действовать, демотивированное общество впадает в дефляционный спад с малопредсказуемыми апокалиптическими последствиями, нередко с номинальной гиперинфляцией.

   Иными словами,  в качестве недостатков инфляционной модели рассматривается не неустойчивость или несправедливость, но исключительно её нерациональность: необходимость демотивированного сверхпотребления в центре при постоянном депрессивном давлении на периферию, чтобы система не потеряла своей управляемости.

   В качестве второго фактора, разрушающего  современную монетарно-инфляционную экономическую модель хозяйствования, выдвигается противоречие  все более виртуального и нематериального характера экономического развития, которое на определенной стадии может окончательно разойтись с научно-техническим прогрессом.

   Но если инфляционная модель явно не идеальна, может в области дефляционной экономики  скрыто вполне рациональное решение современных проблем? Например, в математике для решения уравнений типа х2+1=0 введено понятие мнимой единицы и комплексных чисел. В результате абсолютно все степенные уравнения получили решения. Правда, эти решения довольно редко имеют прикладной смысл в пространстве-времени нашей Вселенной.

  Между тем дефляционная экономика существует, она не абстракция, ее можно потрогать руками, может жесткая критика дефляционной экономики несколько предвзята? Как один из аргументов «за» приведу то, что частный ссудный процент, аморальность и антиобщественность которого сейчас широко обсуждается в мире, является неотъемлемой частью долговой инфляционной экономики и принципиально невозможен в ее дефляционном варианте.

  Остальные pro и contra изложены ниже.

  И, оказывается, достаточно отвергнуть лишь этот один, казалось незыблемый постулат экономической науки, как нам открывается совершенно новый мир, примерно как неэвклидова геометрия Лобачевского или теория относительности Эйнштейна.

 

1. Страшнее дефляции зверя нет?

 
 

Что такое дефляция?


 

Вот, что сказано в Википедии: [1]

   Дефляция (от лат. deflatio — сдувание) — повышение покупательной способности местной валюты, что проявляется в снижении индекса цен. Обычно расценивается как менее благоприятный фактор, чем инфляция.

 Причиной дефляции может быть:

    Повышение стоимости денег. Обычно связано с ростом стоимости производства денежного товара в экономике с натуральными деньгами (например, рост трудоёмкости добычи золота при золотом стандарте).

   Снижение стоимости многих товаров в результате роста производительности труда, но при неизменной стоимости денег.

   При дефиците денег в обороте, что является аналогом искусственного повышения стоимости денег. Этот инструмент сейчас используется наиболее часто, особенно после отказа от золотого стандарта. К дефляции такого вида приводит изъятие центральным банком и правительством из обращения денежной массы с целью снижения темпов инфляции посредством повышения учётной ставки, увеличения налогов, предотвращения роста заработной платы или её замораживания, снижения расходов государственного бюджета, кредитной рестрикции (сокращения объемов кредитов) за счёт увеличения продажи государственных ценных бумаг и т. д.

   В современных условиях дефляция свидетельствует о спаде в экономике, снижении выпуска продукции и росте безработицы. Из-за падения цен экономические агенты могут снижать объёмы инвестиций, чтобы через некоторое время (несколько лет) разместить средства более выгодно (купить ресурсы дешевле в результате снижения цен). Это приводит к дополнительному падению спроса, что ещё больше стимулирует падение цен на товары и сокращение объёмов производства.

   Дефляционная политика подразумевает регулирование спроса через денежно-кредитный и налоговый механизмы:

- снижения государственных расходов;

- повышения процентной ставки за кредит;

- усиления налогового пресса;

- ограничения денежной массы. [1]

  Википедия дает преимущественно монетарное определение дефляции как повышение покупательной способности денег, приводящее к снижению уровня цен и целому ряду негативных экономических последствий. Предполагается, что это кратковременное нехарактерное явление в рамках денежно-кредитного регулирования, когда слишком «разогретую» экономику пытаются искусственно «охладить» и несколько в этом переусердствуют.


 

Определение от Онлайн Энциклопедия Кругосвет  [2]

  ИНФЛЯЦИЯ И ДЕФЛЯЦИЯ (англ. Inflation, deflation) – изменения, соответственно повышение и понижение, общего уровня цен в экономике.

  Наиболее типичным изменением уровня цен является инфляция – обесценивание денег в результате роста цен на все товары. Дефляция, повышение ценности денег в результате снижения уровня цен, наблюдается реже и охватывает, как правило, не все виды товаров, а лишь отдельные их группы.

   Обесценение денег можно объяснить либо изменениями платежеспособного спроса (инфляция спроса), либо изменениями производственных затрат (инфляция издержек). Раз возникнув, инфляция затем развивается в самоподдерживающемся режиме, по инерции (инфляция, порождаемая инфляционными ожиданиями).

   Дефляцию порождают те же самые факторы, только действующие в обратном направлении: снижение цен может быть вызвано падением платежеспособного спроса (скажем, во время кризиса перепроизводства) и уменьшением издержек (например, в результате понижения пошлин на иностранные товары). [2]

 Из определения опять-таки следует нехарактерность и нежеланность дефляции, прямая её взаимосвязь с кризисами и недостатком ликвидности. Единственное исключение – возможное снижение общего уровня цен в результате удешевления импортируемых товаров, что, однако, является скорее теоретически допускаемым, нежели реально где-то наблюдавшимся явлением.

   Другая проблема антиинфляционной политики, обратная зависимость между инфляцией и безработицей, иллюстрируется моделью, которую называют кривой Филлипса.

   Эта кривая была эмпирически открыта в конце 1950-х, когда английский экономист А.Филлипс, изучая экономическую статистику цен и занятости в Великобритании, предложил модель взаимосвязи этих показателей в виде нисходящей кривой (Рис а). Согласно первоначальной модели кривой Филлипса, политика снижения безработицы неизбежно вызывает рост цен, а гашение инфляции, наоборот, – увеличение безработицы. Эту модель можно было рассматривать как оправдание кейнсианской модели государственного регулирования, в которой сознательно использовался вызывающий инфляцию дефицит госбюджета как метод снижения безработицы.

   К 1970–1980-м стало очевидно, что если откладывать в координатах кривой Филлипса траекторию экономического развития за длительные отрезки времени, то эта траектория выглядит как зигзагообразная спираль, не сводящаяся к первоначальной кривой Филлипса. Стремясь объяснить эти зигзаги, исследователи стали предлагать новые модели взаимосвязи инфляции и безработицы. Экономисты кейнсианского направления предположили, что существует не одна кривая Филлипса, а целое их «семейство» в своем развитии национальная экономика может «перепрыгивать» с одних кривых Филлипса на другие. Экономисты-неоклассики вообще усомнились, что между безработицей и инфляцией есть существенная взаимосвязь. В долгосрочном периоде, по их мнению, кривая Филлипса принимает форму вертикальной прямой при одном и том же уровне безработицы инфляция может быть сколь угодно высокой. [2]


 


 

Источник [3]

  Синтез кейнсианских и неоклассических подходов к модели кривой Филлипса осуществил американский экономист Роберт Лукас, обративший внимание на роль инфляционных ожиданий.

  По мнению Лукаса, когда для хозяйствующих субъектов постоянный рост цен кажется чем-то новым, то их реакции описываются первоначальной кривой Филлипса. Если правительство и Центральный банк, стремясь увеличить занятость, стимулируют совокупный спрос (увеличиваются государственные расходы и предложение денег в банках, снижаются налоги), то фирмы расширяют производство и увеличивают найм работников. Но вскоре работники замечают, что их реальная зарплата из-за инфляции снизилась, профсоюзы добиваются роста зарплаты, что сокращает занятость практически до исходного уровня. Повторные действия правительства и ЦБ по стимулированию спроса будут вновь и вновь запускать весь этот цикл изменений. На этом этапе экономика развивается «елочкой» – происходит переход на все более и более высокие кривые Филлипса.

   Однако постепенно, как указывает Лукас, люди привыкают к росту цен и начинают заранее учитывать ожидаемую инфляцию. Когда зарплата жестко «привязана» к росту цен, то никакого расширения производства вообще не будет, стимулирующие действия правительства и ЦБ приведут только к росту цен без снижения безработицы. В результате при высоких темпах роста цен кривая Филлипса приближается к вертикальной прямой.

   Из модели Лукаса следует, что использовать инфляцию в борьбе с безработицей можно лишь в качестве кратковременной тактики, но не как постоянную стратегию. Эта же модель позволяет выбрать наиболее эффективную методику борьбы с инфляцией:  чтобы погасить рост цен, следует смириться с временным повышением безработицы – происходит движение по нисходящей траектории «елочки». Если правительство пользуется доверием, то уже начальные мероприятия по борьбе с инфляцией изменят инфляционные ожидания граждан, которые перестанут закладывать в свои долговременные планы рост цен. В результате инфляцию удастся уменьшить почти без снижения занятости. [2]


 


 

Источник [4]


 

  Таким образом, в долгосрочном плане занятость от инфляции практически не зависит.    

  Тем не менее, это означает, что уровень инфляции не имеет значения, важен только сам  факт её наличия. Дефляционная часть (отрицательная инфляция) учеными просто не рассматривался.

   Хотя достаточно обоснованно предположить, что кривая Филипса не уходит в бесконечность при стремлении к нулю инфляции, а спокойно пересекает ось абсцисс  при вполне «вменяемом» значении безработицы, и только в дефляционной четверти начинает зашкаливать, свидетельствуя о негативных кризисных явлениях в экономике, одним из которых является безработица. Причем такое поведение логично ожидать и в неоклассической модели и в модели Лукаса.


 

Словари и энциклопедии на Академике [5]

  ДЕФЛЯЦИЯ - искусственное изъятие из обращения части избыточной денежной массы. Проводится правительствами с целью снижения темпов инфляции путем увеличения налогов, повышения учетной ставки, продажи государственных ценных бумаг, усиления внешнеторгового и валютного регулирования и т.д.

  Подчеркнем: искусственное. А инфляция, следовательно, естественное состояние рыночной экономики.


 

Энциклопедический словарь экономики и права . [6]

Дефляция (лат. deflatio — выдувание, сдувание)

1) искусственное изъятие из обращения избыточной денежной массы, проводимое правительством страны с целью снижения темпов (ликвидации последствий) инфляции посредством увеличения налогов, повышения учетной ставки, предотвращения роста заработной платы или ее замораживания, снижения расходов государственного бюджета путем кредитной рестрикции (сокращения объемов кредитов) за счет увеличения продажи государственных ценных бумаг и т.д.;

2) спад, замедленное падение или замедленный рост цен на денежно-кредитном рынке, сопровождается снижением выпуска продукции и ростом безработицы.

 Т.е. это либо инструмент регулирования избыточной денежной массы, либо настоящий экономический кризис, спад, депрессия.


 

Интернет-журнал для частного инвестора [7]

  Дефляция (Deflation) – экономический термин, обозначающий повышение покупательной способности национальной валюты. Дефляция является противоположным понятию «инфляция». Если при инфляции с течением времени уровень цен в экономике повышается, то при дефляции происходит обратный процесс.

  Если инфляция возникает, когда деньги становятся относительно менее ценными, чем товары, которые можно на них купить, то в периоды дефляции деньги становятся более ценными, чем товары. В периоды дефляции покупательская способность денег увеличивается.

  Казалось бы, что общее снижение уровня цен в экономике должно быть фактором положительным. Однако это не совсем так. Существует понятие «Deflationary Spiral», которое можно перевести как «Спираль дефляции». Суть его заключается в следующем: возможна ситуация, когда снижение общего уровня цен приведет к повсеместному снижению прибыли компаний, что повлечет за собой сокращение издержек и экономию, в том числе на сотрудниках. Последние, в свою очередь, будет меньше тратить, поскольку возможности потребления снизятся. Это приведет к очередному снижению цен и прибыли компаний. Все это в конечном итоге способно вызвать массовые банкротства и рост безработицы. «Великая Депрессия», которая началась в 1929 году в США, экономисты ассоциируют с дефляцией.

 Т.е. дефляция и депрессия почти синонимы.


 

Дмитрий Овсянников  [8]

  Чему способствует кредитование: инфляции или дефляции? Что такое кредит?

  Это деньги, которые выдаются заемщику на условиях возвратности, платности срочности.

То есть:

- «возвратности» - полученные в кредит деньги нужно вернуть;

- «платности» - за пользование деньгами нужно заплатить проценты;

- «срочности» - деньги, полученные в кредит, нужно вернуть с процентами в течение определенного срока.

   Но когда деньги выдаются заемщику, то очевидно, что заемщик может этими деньгами пользоваться: покупать товары, оплачивать услуги. Но кредит - это деньги, которые заемщик получает авансом: он эти деньги еще не заработал. Что происходит? Денежная масса попадает на рынок в больших объемах, а значит, инфляция увеличивается.

   С другой стороны, кредитные деньги нужно отдавать, да к тому же, отдавать с процентами. То есть, в ситуации, когда кредитование происходит не нарастающими темпами, а стабильно, кредитование может способствовать сокращению денежной массы. Представьте: банк выдал заемщикам кредитов, допустим, на 10 миллионов, а за тот же промежуток времени заемщики, получившие кредиты ранее, вернули банку 11 миллионов (взятые у банка деньги плюс проценты).

  А что происходит когда кредитование сокращается?

В этом случае, заемщики, получившие кредиты ранее, возвращают банку больше денег, чем банк выдает в виде кредитов новым заемщикам.

  То есть, сокращение кредитования способствует дефляционным процессам.

  Что лучше: дефляция или инфляция?

При инфляции происходит обесценивание денег. Люди покупают товары, чтобы хоть как-то защитить свои сбережения, поскольку копить деньги тем бессмысленнее, чем выше инфляция. Но чтобы покупать больше, нужно больше и быстрее зарабатывать.

    А что происходит при дефляции?

Деньги все больше ценятся, а раз так, их становится выгодно нести в банки в виде вкладов. Проценты - прирастают.

Но товары - перестают покупаться: многие - лишаются работы: таким - не до покупок. Товары - не дорожают, а даже дешевеют. Производство - сокращается. Стоимость труда и как следствие, себестоимость товаров, - падают. Товары - дешевеют еще больше.

   Понятно, что и инфляция, и дефляция - это плохо. Но в ситуации, когда выбирать приходится из двух зол, что оказывается лучше:

•инфляция, сопровождающаяся ростом потребления, стимулирующим производство, или

•дефляция, при которой производство сокращается, а люди лишаются работы? [8]

   Вопрос, по-видимому, риторический, так как из рассуждений очевидно, что дефляция – страшное зло в себе, а то, что рыночная экономика функционирует в режиме принципиальной невозможности снижения объемов кредитования Дмитрий полагает естественным и неизбежным порядком вещей. Се ля ви!


 

Чем плоха дефляция? “The New York Times”, США - 02 августа 2010 г. [9]

  Несколько читателей попросили меня объяснить, почему дефляция - это плохо; а дело в том, что хоть я и ссылался на этот вопрос несколько раз, я не уверен, что я когда-либо излагал его полностью. Так что вот.

  На самом деле, есть три различных причины опасаться дефляции: две со стороны спроса и одна со стороны предложения.

  Поэтому прежде всего: когда люди ждут падения цен, они менее склонны тратить деньги, и, в частности, менее склонны брать взаймы. В конце концов, когда цены падают, простое хранение денег под матрасом становится инвестицией с положительной реальной доходностью - японские банковские депозиты - это действительно хорошее предложение по сравнению с депозитами в Америке - и любому, кто задумывается о том, чтобы взять в долг, даже для выгодных инвестиций, необходимо учитывать тот факт, что кредит придётся погашать в долларах, которые стоят дороже, чем доллары, которые вы занимали. Если дела в экономике идут хорошо, то всё это может компенсироваться простым поддержанием низких процентных ставок; но если дела не очень хороши, то даже нулевая ставка может быть недостаточно низкой для достижения полной занятости.

   И когда это произойдёт, экономика может остановиться в депрессии, потому что люди ожидают дефляцию, а дефляция может продолжаться, потому что экономика по-прежнему находится в депрессии. Именно об этой дефляционной ловушке мы постоянно и беспокоимся.

   Второй эффект: даже не принимая во внимание ожидания будущей дефляции, снижение цен ухудшает положение должников, увеличивая реальное бремя их долгов. Вы можете подумать, что это ситуация без победивших и проигравших, поскольку кредиторы получают соответствующую прибыль. Но, как давно отметил Ирвинг Фишер, должники, скорее всего, будут вынуждены сократить свои расходы, когда их долговое бремя вырастет, а кредиторы вряд ли увеличат свои расходы на такую же сумму. Поэтому дефляция оказывает угнетающее действие на расходы, повышая долговое бремя - что, как также указывает Фишер, может привести к другому виду порочного круга - когда снижение расходов из-за роста реального долга ведёт к дальнейшей дефляции.

   Наконец, в дефляционной экономике заработная плата, а также цены часто вынуждены падать - а это общеизвестно, что сократить номинальную заработную плату очень сложно - существует такое понятие как устойчивость номинальной заработной платы к падению. Это означает, что в целом страны не могут снизить заработную плату, если только нет массовой безработицы, когда рабочие находятся в довольно отчаянном положении, чтобы принять такое снижение зарплат. См. случаи Латвии и Эстонии.

   Внимательные читатели уже заметили, что ни одна из этих причин не начинает резко действовать, когда темпы инфляции находятся в диапазоне от +0,1% до -0,1%. Даже при низких, но положительных темпах инфляции нулевая нижняя граница может быть ограничивающей; инфляция, которая оказывается ниже, чем ожидали заёмщики, накладывает на них большее долговое бремя, чем они рассчитывали, даже если инфляция положительная; и поскольку относительная заработная плата постоянно меняется, некоторые номинальные заработные платы будут вынуждены упасть, даже если общий уровень инфляции немного выше нуля. Поэтому аргумент, что дефляция - это плохо, является также аргументом, что некоторые экономические проблемы становятся ещё хуже, когда инфляция падает, и что слишком низкий уровень инфляции может фактически быть экономически опасным. Вот почему тот факт, что темпы инфляции, будучи положительными, находятся ниже целевого значения ФРС - это плохая новость; и вот почему порядочные люди вроде Оливье Бланшара полагают, что более высокие целевые значения, например, 4%-ная инфляция, может быть хорошей идеей.

  И нет, 4%-ная инфляция не превратит нас в Зимбабве. Я помню, когда у нас была стабильная инфляция в примерно 4% - и тогда в Америке "было утро" (т.е. стабильная, спокойная, деловая ситуация – прим. автора). [9]

    Т.е. по авторитетному мнению источника даже сравнительно резкое снижение темпов инфляции носит негативный и дестабилизирующий рыночную экономику дефляционный эффект.
 

 Современный экономический словарь [10]

 ДЕФЛЯЦИЯ (англ. — deflation от лат. deflatio — выдувание, сдувание) — изъятие из обращения части денежной массы с целью предотвращения ее роста и подавления инфляции, процесс, противоположный инфляции. Дефляция осуществляется в основном посредством увеличения налогов, предотвращения роста заработной платы или ее замораживания, снижения расходов государственного бюджета, путем кредитной рестрикции (сокращения объемов кредитов), за счет увеличения продажи государственных ценных бумаг. Обычно влечет негативные социальные последствия. Возможное написание термина — дезинфляция.

   Короткое и емкое определение подчеркивающее, что в рамках нормальной современной управляемой рыночной экономики дефляция есть либо инструмент (педаль тормоза) либо результат некомпетентности пилота.


 

Л. А Самуэльсон

ИНФЛЯЦИЯ, ДЕФЛЯЦИЯ И ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДОХОДА [11]

  Под инфляцией мы понимаем период общего роста цен на товары и факторы производства. Под дефляцией — период, когда большинство цен падает. Ни инфляция, ни дефляция не означают, что все цены двигаются в одном направлении или меняются в одной и той же пропорции. В результате изменения относительного уровня цен и совокупных расходов оба процесса — инфляция и дефляция — вызывают определенные характерные изменения: 1) в распределении дохода между экономическими классами и 2) в общем объеме производства.

  Инфляция имеет тенденцию приносить выгоду должникам и получателям прибылей за счет кредиторов и получателей фиксированных доходов. Дефляция оказывает противоположный эффект.

  Современные исследования дают основания полагать, что в результате инфляции в наибольшей степени изменяются доходы стариков в пользу более молодых. Деньги, откладываемые в возрасте 25 лет на будущую пенсию, нередко теряют часть своей покупательной способности к тому времени, когда вам 70 лет; если цены повышаются в год в среднем на 3 %, то реальная покупательная способность доллара за 45 лет сократится вдвое и еще раз вдвое.

 Рост цен обычно ассоциируется с высокой занятостью. При слабой инфляции колеса промышленности хорошо смазаны и выпуск продукции близок к производственным возможностям. Частные инвестиции весьма оживленные и работы много. Поэтому многие бизнесмены и профсоюзные деятели говорят, что небольшая инфляция предпочтительнее небольшой дефляции. Потери группы лиц с постоянными доходами обычно меньше, чем выигрыш остальной части общества. Даже рабочие с относительно постоянной заработной платой часто живут лучше в силу улучшившихся возможностей получения работы и большей величины приносимых домой заработков. А рост нормы процента по новым ценным бумагам частично может возместить потери кредиторов.

 При дефляции, наоборот, растущая безработица и недогрузка производственного аппарата вызывают понижение общего благосостояния общества: таким образом, выигрывающие получают меньше того, что проигрывающие теряют. В силу этого в период глубокой депрессии страдают почти все, включая кредитора, который не может взыскать платежи по ссудам.

 Предыдущий анализ ясно показал, почему рост потребительских или инвестиционных расходов в период неполной занятости является хорошим делом, даже если это вызывает некоторый рост цен. Если экономическая система страдает от острой дефляции, нет нужды критиковать частные или государственные расходы на том основании, что они могут оказаться инфляционными. Фактически большая часть возросших расходов пойдет на расширение производства и создание новых рабочих мест.

  Однако то же самое рассуждение показывает, что, как только достигнута полная занятость и полная загрузка предприятий, всякий дальнейший рост расходов, вероятно, будет целиком поглощен повышением цен. [11]

  Т.е. по мнению классика если инфляция это игра win-win, когда даже потерявшие в итоге выигрывают или остаются при своих, то дефляция однозначно lose-lose, когда теряют все.
 

 Е.Н. Ведута Государственные экономические стратегии [12]

  Часто денежным реформам предшествует дефляция, означающая изъятие из обращения излишней денежной массы, выпущенной в период инфляции. Дефляция имела место и в условиях золотого стандарта, если Центральный банк обнаруживал сокращение золотого запаса. Ее проведение означает уменьшение платежеспособности населения, предприятий и дефицитного финансирования. Для этого используют рост налогообложения, сокращение социальных расходов и замораживание заработной платы, что позволяет уменьшить дефицит государственного бюджета за счет ухудшения социального положения трудящихся. Продажа Центральным банком государственных ценных бумаг на открытом рынке коммерческим банкам, повышение учетной ставки, норм обязательных резервов и лимитирование кредитов — все это сокращает инвестиционные возможности банков и предприятий. В результате снижаются темпы экономического роста, возрастает безработица. В то же время повышение процентных ставок с целью привлечения иностранных капиталов для улучшения платежного баланса способствует импорту инфляции.

 Т.е. Ведута связывает дефляцию с ограничением инвестиционных возможностей экономики, результатом чего является безработица, сокращение зарплат и темпов экономического роста. При этом явление это относится к периоду золотого стандарта и малохарактерно для современности.


 

Вот мнение И.Аверина: [13]

«Страшнее дефляции для современной экономики зверя нет. Если в какой-то момент инфляция приостановится, то исчезает смысл вкладывать деньги в экономику. Вложение денег - это ведь риск. Заработать можно мало. Или вовсе ничего. А потерять можно все. В то же время при дефляции деньги дорожают сами по себе, без всякого риска. Совершенно логично желание инвестора вывести свои деньги из всяких рискованных и, что куда важнее, - дешевеющих(!) в моменты дефляции активов и придержать до лучших времен. Тем более если они и так «дорожают сами». Но поскольку инвестор вынул деньги из экономики, - их там стало меньше. Если их стало меньше, то цена денег возросла в связи с еще большей их нехваткой. Это побуждает другого «инвестора» повторить действия первого. Процесс развивается лавинообразно, но в противоположном направлении. Вкладчики бегут вынимать деньги из банков, так как активы, заложенные в банках (например, заводы или их акции), в отсутствии денег валятся просто на глазах. Никто не купит продукцию заводов. Они потенциальные банкроты. Никто не покупает акции, - нет денег, да и незачем. Значит, они не растут в цене. Кому тогда они нужны? Значит, банкротом будет и банк, который имеет подобные залоговые активы. Все бегут вынимать деньги. А реальных денег почти – НЕТ. В Банках одни долги и обязательства, а не деньги. (Деньги забегают в банк только на короткий миг, чтобы тут же убежать по какому-то следующему наступившему обязательству.) И вы получаете очередной "черный вторник" великой депрессии.»

Страшнее зверя нет!


 

А вот мнение Анатолия Вассермана [14]

  «Правительство несколько лет непрерывно печатало деньги для поддержания на плаву государственных предприятий и бюджетных организаций. Но слова «бюджетник» и «нищий» стали практически синонимами.

   Денежная масса России выросла во многие тысячи раз. Но только по номиналу. При пересчёте в сопоставимые цены (по курсу доллара, по цене золота…) оказывается: денег и у каждого гражданина, и во всей стране гораздо меньше, чем в неудобозабываемые застойные времена. Собственно, нынешний рубль после тысячекратной деноминации примерно равноценен десяти копейкам середины 70 х годов. И каждый из нас может самостоятельно сопоставить свои нынешние доходы с прошлыми.

   Так что денег не хватает. Дефляция налицо. И разрушительное её действие на экономику очевидно.

   Нехватка оборотных средств разрывает налаженные хозяйственные связи. Хронический дефицит инвестиций исключает создание новых предприятий и модернизацию существующих. Отсутствие платёжеспособного спроса вообще лишает производство смысла.

   Дефляция — это спад. Выход очевиден — инфляционное наращивание денежной массы. Естественный вывод из непреложной статистики.»

   «Когда товара не хватает, его ищут повсюду. Стремительно растёт спрос в первую очередь на всё пригодное для расплаты там, где инфляционные фантики к приёму не обязательны. Свободно конвертируемая валюта, золото, драгоценности… Всё это дорожает куда быстрее прочих товаров. И суммарная стоимость денежной массы, выраженная в любых твёрдых ценностях, непрерывно падает. Так инфляция порождает дефляцию.

   От инфляционных денег все стараются избавиться чем поскорее: ведь завтра они станут дешевле, чем сегодня. В Германии в 1923 м зарплату выдавали дважды в день — чтобы люди успевали хоть что-то купить до очередного бюллетеня валютной биржи. А ведь эффективная масса денег равна произведению номинальной их массы на скорость обращения. И отношение денежной массы к товарной опять-таки падает: дефляция налицо.

   Правительство, видя эту дефляцию, пытается преодолеть её выпуском дополнительных денег. Но они по-прежнему ничем не обеспечены. И вялая инфляция переходит в галопирующую, перерастает в гиперинфляцию…»  [14]

  Мнение противоречивое, поэтому позволю себе его резюмировать. По-видимому. А.Вассерман полагает оптимальным некий небольшой полезный уровень инфляции.
 

   Почему дефляция хуже инфляции, Максим Блант, экономический обозреватель NEWSru.com [15]

   На первый взгляд, снижение цен - благо. Когда покупательная способность денег растет, потребитель только выигрывает. К сожалению, снижение цен, как правило, сопровождает кризисы перепроизводства, результатом которых бывает экономическая стагнация или депрессия, разорение компаний, рост безработицы и падение доходов населения. Причем этот неприятный период может затянуться на годы.

   Казалось бы, стоит только порадоваться: производители продукции, более сложной, чем нефть или алюминиевые слитки, смогут вздохнуть посвободней - их издержки упадут, прибыли вырастут. Однако дела обстоят ровно наоборот: сырье падает из-за того, что спрос на конечную продукцию стремительно съеживается. Американские потребители начали сокращать потребление. И бороться с этим практически невозможно. Уровень задолженности домохозяйств и без того достаточно высок, а банки, столкнувшись с кризисом ликвидности, начали ужесточать условия выдачи новых кредитов. Кроме того, население США довольно много инвестирует на фондовом рынке и падение котировок заставляет многих фиксировать убытки, чтобы выплатить кредиты банков, которые стало слишком сложно рефинансировать.

  Занять место США в мировом потреблении не способен пока никто. Лишившись самого крупного рынка сбыта, крупные корпорации вынуждены будут начать между собой ценовую войну, ценой которой станут новые увольнения и сокращения издержек. Те, в свою очередь будут означать новый виток сокращения потребления.

   Если экономический рост - это процесс, который способен долгое время поддерживать сам себя, то и к экономическому спаду это относится в той же мере.

   Таким образом, дефляция означает не только снижение цен, но и падение доходов населения, которое может идти гораздо быстрее сокращения цен. Экономику, которая впадает в период дефляции, гораздо сложнее "запустить" и настроить на рост. Когда деньги дорожают, нет никакого смысла их инвестировать в производство, да и производить что бы то ни было тоже нет никакого смысла. В дефляционные периоды государство вынуждено национализировать крупнейшие компании и дотировать производство, чтобы избежать массовых увольнений и социальных потрясений. Так что радоваться слишком сильно снижению цен не стоит. Оно чревато. [15]

  Еще одно апокалиптическое описание дефляционной спирали, грозящей экономике.


 

   Как видим, эксперты единодушны: дефляция есть страшное зло, явление, несовместимое с  нормальным функционированием рыночной экономики. Но что скажут по этому поводу учебники по экономике?

  Так как с определением дефляции, причинами и следствиями её возникновения, все понятно и однозначно (редкое единодушие экономистов), то поэтому  рассмотрим,  как понимают в макроэкономических моделях  причины экономического роста. Насколько экономический рост совместим с дефляцией.
 

Учебник по макроэкономике Е.А. Туманова и Н.Л. Шагас. [16]

  Экономический рост — актуальнейшая тема экономической теории и практики. Принято считать, что одна из важнейших задач макроэкономики — понять причины краткосрочных колебаний выпуска вокруг тренда, т. е. экономических циклов.

Поэтому не менее важная задача — объяснить причины роста реального выпуска в долгосрочном периоде, проанализировать различные сценарии этого роста, выявить показатели, влияющие на рост. Решение этой задачи помогает выявить причины межстрановых различий в уровне жизни и наметить пути их ликвидации.

 Модель Солоу исследует влияние на экономический рост сбережений, роста населения и технологического прогресса.

   В отсутствии технологического прогресса (т. е. при неизменной эффективности труда) для экономики с растущим населением в устойчивом состоянии уровень капиталовооруженности остается постоянным, производительность труда не меняется, общий выпуск и общий запас капитала растут с темпом, равным темпу роста населения. Если же отсутствуют и рост населения, и технологический прогресс, то в устойчивом состоянии при постоянном уровне капиталовооруженности производительность труда, общий выпуск и общий запас капитала остаются неизменными.

    Таким образом, причинами, определяющими рост общего выпуска и общего запаса капитала в устойчивом состоянии, являются увеличение численности населения и технологический прогресс, а устойчивый рост производительности труда и капиталовооруженности достигается только при наличии технологического прогресса. [16]

    Таким образом, модель совершенно игнорирует ситуацию, когда одни и те же люди, на одном и том же оборудовании, работают по 12-18 часов в сутки, как это было в XIX веке, по 8 часов, как это принято сейчас, или вообще наполовину безработные. Экономический рост в модели Солоу определяется  предельно просто – новыми изобретениями и демографией.

  Но может эти недостатки устранены в более продвинутых моделях?

   Модель Солоу обычно критикуется за экзогенность задания ряда ключевых параметров экономического роста. Основными из них являются норма сбережений и темп роста технологического прогресса, который в модели Солоу задается через темп роста эффективности единицы труда. При таком задании научно-технический прогресс остается необъясненным, как говорят некоторые экономисты, «падает с неба». Неполнота модели Солоу привела к созданию целого класса моделей экономического роста, в которых факторы роста выводятся на основе их решения, т. е. определяются эндогенно. Этот класс получил название «модели эндогенного роста». Сомнения в адекватности модели Солоу возникли при верификации ее выводов. [16]

  Действительно трудно «верифицировать» эти очевидно неадекватные выводы. При чем здесь научно технический прогресс и капиталовооруженность, если рост в краткосрочном периоде определяется исключительно интенсивностью труда? И именно эта интенсивность и её мотивация по идее должны быть предметом модели.

  Модель, на основе которой делается попытка объяснить экономический рост, не привлекая предпосылку об экзогенно задаваемых темпах роста технологического прогресса, была предложена Р. Лукасом.

   Таким образом, в рассматриваемой модели постоянный экономический рост возможен без технологического прогресса. Причем, в отличие от модели Солоу, увеличение нормы сбережений приводит к тому, что темпы роста увеличиваются не временно, а постоянно. Снижение нормы амортизации также приводит к устойчивому повышению темпов экономического роста. [16]

   Т.е. в основу экономического роста в модели Лукаса положены сбережения и амортизация. Первые нужно увеличивать, вторые – уменьшать.

  То, что сбережения и инвестиции могут быть не продуктивными, а чисто потребительскими, игнорируется.  Как и то, что физическое выбытие капитала вообще трудно назвать фактором, влияющим на рост, наоборот, ускоренная амортизация и выбытие зачастую являются факторами такого роста.

    Модель АК предсказывает отсутствие как абсолютной, так и относительной конвергенции. Ее анализ позволяет сделать следующий вывод. Если две страны имеют одинаковые производственные функции, нормы сбережений и нормы амортизации, но отличаются первоначальным уровнем запаса капитала, то капиталовооруженность, производительность труда и потребление на одного работника в этих странах будут расти с одинаковым темпом, т. е. сближение уровней жизни происходить не будет. Этот результат — следствие постоянной предельной производительности капитала. Он ставит под сомнение адекватность модели, так как эмпирические наблюдения показывают наличие условной конвергенции. Это обстоятельство побудило к созданию модификации модели АК, оставляющей в силе постоянный темп экономического роста в долгосрочной перспективе (без использования предпосылки об экзогенном технологическом прогрессе), однако предсказывающей условную конвергенцию. [16]

  Иными словами, если за основу роста взяты амортизация и сбережения, то бедные страны никогда не догонят богатые, что очевидно, не так.  

   В модели АК используется расширение понятия «капитал» за счет включения в него помимо физического еще и человеческого капитала. Одним из альтернативных способов расширения понятия капитала для получения эндогенного роста является интерпретация Ромера, предложившего рассматривать капитал как комбинацию физического капитала и продукта инвестиций в исследования и разработки.

Этот эффект получил название «обучение на опыте» {learning-by-doing). Часть подобного капитала порождает внешние эффекты (экстерналии), так как фирма может узнать, как произвести новый продукт или улучшить технологию производства старого, наблюдая за деятельностью других фирм. Таким образом, выпуск фирмы, помимо обычно включаемых в производственную функцию ресурсов, зависит также от общего уровня знаний (технологии) в экономике.  [16]

  Т.е. фактором роста есть некое гипотетическое «общее знание».

  Однако современные попытки оценки производственной функции с использованием более точных показателей запаса капитала не подтвердили наличие внешних эффектов.

  В любом случае модель носит достаточно ограниченный характер. Поскольку понятие «капитал» в ней включает в себя многоразличных типов деятельности, для объяснения устойчивого экономического роста внешние эффекты должны быть очень велики, чтобы обеспечивать постоянную предельную производительность капитала. [16]

  В деликатной научной форме высказана та же тривиальная мысль: масло доступности знания позволяет машине легче ехать, но путать его с двигателем – перебор.

  Описанные в предыдущих пунктах модели отражали попытки объяснения экономического роста с помощью переопределения понятия «капитал». Однако подобный способ не позволяет ответить на один из главных вопросов — чем объясняется научно-технический прогресс?

  Попытки ответа на поставленный вопрос с помощью прямого включения в производственную функцию переменной научно-технического прогресса, т. е. предположения, что производительность может быть увеличена при расходовании части ресурсов на эти цели, наталкивается на ограничение, связанное с постоянством отдачи от масштаба. Дело в том, что при постоянной отдаче от масштаба в экономике с совершенной конкуренцией доход полностью тратится на вознаграждение капитала и труда, поэтому ничего не остается для оплаты такого фактора выпуска, как научно-технический прогресс. В силу того, что при совершенной конкуренции в равновесии экономическая прибыль равна нулю, фирмы не хотят нести издержки, связанные с разработкой новой продукции. Поэтому для эндогенного объяснения научно-технического прогресса Ромер предложил теорию, использующую модель монополистической конкуренции Диксита—Стиглица.

  В представленной модели наблюдается тот же эффект, что и в модели Ромера, — темпы роста зависят от размера рабочей силы L, т. е. от размера экономики. Эти выводы не нашли эмпирического подтверждения, анализ межстрановых данных не выявил связи между темпами роста выпуска и численностью населения. Однако приведенная модель больше всего подходит для описания развитых экономик, которые осуществляют значительные инвестиции в R&D. [16]

  Таким образом, ни в рамках капиталовооруженности, ни знаниях, ни в особенностях рабочей силы удовлетворительного объяснения феномена экономического роста не нашлось.

  Кроме этого, источником ещё рассматриваются модели «ступенек качества» и «заимствования технологий», которые тоже ни эмпирическими данными не подтверждаются, ни здравым смыслом. Какое отношение может иметь особенности взаимодействия между странами к объяснению феномена экономического роста в принципе?

  Одним из недостатков модели Солоу является экзогенное задание постоянной во времени нормы сбережений. Этот недостаток преодолевается в модели Рамсея—Касса—Купманса, которую мы будем в дальнейшем для краткости называть моделью Рамсея. В ней траектория потребления и, следовательно, сбережений определяется в ходе решения задачи оптимизации поведения домашних хозяйств и фирм, взаимодействующих друг с другом в условиях совершенной конкуренции.

   В модели Рамсея в устойчивом состоянии капиталовооруженность, потребление и выпуск в расчете на единицу эффективного труда остаются постоянными, из чего вытекает, что норма сбережений также остается постоянной. Это означает, что, как и в модели Солоу, единственным источником роста производительности труда и уровня жизни в устойчивом состоянии является научно-технологический прогресс. Однако, в отличие от модели Солоу, норма сбережений при движении к равновесию изменяется. [16]

    Замечательный вывод, подтверждающий надуманность всей модели. Представим себе, такое усовершенствование в результате НТП: вместо лаптей, человек научился тачать сапоги. В результате производство за год сократилось с 40 пар лаптей на 0,5 пар сапог на душу населения. Но главная беда не в этом количественном сокращении, хотя 40 лаптей могут стоить и дороже, чем 0,5 сапога. Беда в том, что 40 пар лаптей гарантированно изнашивались за год, а сапоги могут протянуть и 2, а то и целых 3 года.

  Как решить задачу: захочет ли крестьянин шить себе каждый год новые сапоги, если ещё в старых походит? Может и захочет, а может и нет, здесь скорее мода и престиж играют свою роль, а так же общий достаток, инфляционные ожидания, привычки, общественные установки, но точно не капиталовооруженность, норма сбережений или НТП.

  Т.е. подобное решение кроется в мотивации и потребительских ожиданиях крестьянина, которые собственно и должны быть предметом рассмотрения в модели, а не заданные внешние факторы вроде НТП, доступности знаний или сознательности рабочей силы.

  Причем модель потребительского поведения так же задается извне, как и НТП, т.е. с точки зрения крестьянина именно она является тем самым определяющим экзогенным фактором, обеспечивающим и занятость и рост. Но читаем источник дальше.

 Модель Рамсея выделяет репрезентативное бесконечно живущее домашнее хозяйство и анализирует динамику его потребительского и сберегательного поведения. Это поведение определяет совокупный потребительский спрос в экономике и объем совокупных сбережений. Однако характер потребительского поведения существенным образом зависит от стадии жизненного цикла индивида. В молодом возрасте он работает и делает сбережения. В старости эти сбережения тратит. Поэтому в каждом временном периоде одновременно живут как минимум два репрезентативных типа экономических агентов — условно их можно идентифицировать как молодое и пожилое поколения, потребительское поведение которых различается. В результате совокупное потребление в каждом периоде представляет собой суммарное потребление соответствующих групп. Этот сложный характер формирования совокупного потребления и, следовательно, совокупных сбережений отражает модель, разработанная Самуэльсоном и Даймондом и получившая название «модель пересекающихся поколений». [16]

 Из этих предпосылок сделан просто эпохальный вывод.

   Это означает, что экономика является динамически неэффективной, а рыночное равновесие не является оптимальным по Парето. Вывод представляется неожиданным, поскольку устойчивое равновесие — результат оптимального решения экономических агентов.

  Возможность неоптимальности по Парето получается из-за того, что в модели принимают решение индивиды, живущие конечный отрезок времени, тогда как время жизни экономики в целом не ограничено. Если индивиды в рыночной экономике хотят потреблять в старости, они должны сберегать в молодости, даже если ставки процента малы. Управляющий орган в централизованной экономике может перераспределять при таких обстоятельствах ресурсы от молодых пожилым. Чтобы не ухудшить при этом положение молодых, он может снова перераспределять ресурсы в их пользу в следующем периоде, когда они станут старыми, и т. д. Если устойчивый уровень капиталовооруженности остается выше уровня Золотого правила, такой способ перераспределения ресурсов оказывается эффективнее накопления. Эмпирические исследования возможности динамической неэффективности в экономике развитых стран показали, что, хотя теоретически это возможно, на практике пока подобное явление нигде не наблюдалось. [16]

   Итак, оказалась, что модель описывает динамически неэффективную экономику, но вызвано это исключительно искажениями в потреблении и сбережении различных поколений.

   Ответы же на искомые вопросы, «что определяет рост в рыночной/инфляционной экономике» и «совместим ли экономический рост и дефляция» остались в данном источнике не только без ответа, но даже без существенного прояснения ситуации. Резюмируя можно только выделить научно-технический прогресс и демографический рост, но только как очевидные априорные факторы, без четко установленной  количественной и качественной взаимосвязи.


 
 

Рассмотрим теперь учебник «Макроэкономика, теория и российская практика» под редакцией А. Г. Грязновой и Н.Н. Думной. [17]

  Экономический рост может прерываться, когда страна попадает в состояние хозяйственной стагнации и оказывается не способной нейтрализовать влияние дестабилизирующих факторов. В этом случае общество не может реализовать свои цели, и, более того, оно не в состоянии предотвратить снижение уровня благосостояния своих граждан. Поэтому придание экономическому росту устойчивого характера является важнейшей задачей экономической политики.

  В связи с этим приобретает актуальность определение принципов устойчивости процессов хозяйственной жизни общества. Следует отметить следующие направления экономического развития, придающие ему устойчивый характер: — повышение эффективности производства, позволяющее своевременно решать возникшие проблемы в условиях изменяющейся внешней среды; — гармонизация интересов субъектов рынка, ведущая к сохранению их рыночных позиций; — гармонизация социальных интересов, предотвращающая социальные конфликты; — движение к общему экономическому равновесию, что представляет собой формирование условий сбалансированного (равновесного) экономического роста, основанного на преодолении сложившихся хозяйственных диспропорций; — согласование экономического роста с 'законами развития биосферы, что создает возможность предотвращения экологических катастроф, грозящих гибелью биосферы и человека.

  Если экономика развивается, сохраняя стабильность и своевременно преодолевая возникающие диспропорции, если при этом обеспечивается прирост реального национального дохода, — значит, ей свойствен сбалансированный экономический рост. Сбалансированный (равновесный) рост экономики предполагает развитие как целостной системы. [17]

  Экономический рост прерывается, если стагнация, и это очень плохо. Но если в обществе гармония, равновесие и сбалансированность, то экономическому росту ничего не грозит. Особенно если соблюдать «законы биосферы».

  Увы, видно ничего умнее до сих пор учеными не придумано.

  Сбалансированный, равновесный рост достижим при различных комбинациях ресурсов, при разной эффективности производства. Сбалансированный рост и эффективный рост — не тождественные понятия, хотя они и предполагают друг друга.

Процесс сбалансирования экономики, по существу, является постоянным и бесконечным. Экономика меняется, усложняется, возникают потребности в принципиально новом производстве, в расширении ассортимента и в повышении качества выпускаемой продукции. Поэтому требования к сбалансированности не могут оставаться прежними. Старые идеалы равновесия морально устаревают, а новые еще не успевают устояться. Поэтому естественное состояние народного хозяйства не есть достигнутая абсолютная сбалансированность, а экономическое неравновесие. Преодолевая его, общество движется к равновесию, к сбалансированности как идеалу. [17]

   Классический диалектический материализм: развитие и равновесие, единство и борьба противоположностей.

   Не та экономика эффективна, которая освободилась от диспропорций (что недостижимо), а та, которая обладает способностью мобилизовать имеющиеся потенции и наиболее быстро выходить из сложившейся несбалансированности. Выход экономики на траекторию сбалансированного роста является гарантом устойчивого и стабильного развития. Однако НТП постоянно приводит к необходимости новых производственных и хозяйственных решений. В результате достигнутая ранее сбалансированность рассматривается уже как диспропорция. Возникает движение общества к новому, более высокому уровню экономического роста.

   Экономический рост входит в число основных целей общества. Экономика, находящаяся в состоянии роста, обеспечивает возможность увеличивать благосостояние своих граждан и решать возникающие социально-экономические проблемы. Минимальные требования к экономическому росту предполагают необходимость превышения его темпов над темпами увеличения населения. То есть речь идет о возможности разрешения основного противоречия экономики — между безграничностью общественных потребностей и ограниченностью производственных ресурсов.

     Достижение устойчивого экономического роста — это одна из важнейших целей макроэкономического регулирования. Именно от возможностей экономического роста данной страны зависят: уровень ее экономического развития, показатели жизни населения, ее конкурентоспособность и место в мировом сообществе, в конечном итоге, важнейшие перспективы развития страны в будущем.

    Казалось бы, чем выше темпы роста, тем лучше, но в данном случае может иметь место дисбаланс между накоплением (направлением средств на инвестиции) и потреблением, когда производство развивается ради производства. Кроме того, бурный рост производства зачастую ведет к загрязнению окружающей среды, к нарушению баланса между человеком и природой и к другим нежелательным последствиям. В результате возникла концепция «нулевых темпов роста» ВВП на душу населения с тем, чтобы избежать всех этих негативных последствий.

    Эта концепция была впервые выдвинута в начале 70-х гг. в докладе международной исследовательской организации «Римский клуб», подготовленном группой ученых под руководством известных американских футурологов Денниса и Донеллы Медоузов. Доклад быстро получил известность, поскольку предрекал глобальную катастрофу в связи с исчерпанием экономических ресурсов и загрязнением окружающей среды в течение ближайших ста лет. Предложение о «нулевых темпах роста» оказало большое влияние на умы ученых и политиков и заставило задуматься об оптимальных темпах роста для различных групп стран.

   Довольно продуктивной является идея о разработке оптимальных темпов роста применительно к особенностям определенного этапа развития той или иной страны, ее конкретных социально экономических целей и задач и многого другого. Например, для слаборазвитых «догоняющих» стран темпы роста должны быть более высокими (практика свидетельствует, что это 7—10—17% в год), для высокоразвитых стран (постиндустриальных), решающих совершенно другие задачи социального развития, темпы роста в количественном выражении могут быть ниже (2—3%). Важно, чтобы эти темпы роста обеспечивали решение тех социальных и экономических задач, которые стоят перед страной, как в настоящем, так и в будущем, т.е. обеспечивали сбалансированное, пропорциональное развитие накопления и потребления, как для нынешнего, так и для будущих поколений. [17]

   Из текста можно подумать, что авторы знают верные способы задания этих целевых темпов роста, но хранят их в секрете, как страшную военную тайну капитализма.

   Хотя весь процитированный отрывок – не более, чем благие пожелания.

   В теориях экономического роста проблемы макроэкономического равновесия рассматриваются не в статическом, а в динамическом виде и в долговременном периоде. Главным вопросом здесь является следующий: как можно увеличить объем валового внутреннего продукта (или национального дохода) в условиях полной занятости? [17]

   Такая постановка вопроса в принципе малоинтересна, поскольку ответ на неё тривиален. В условиях полной занятости можно увеличить объем ВВП путем повышения производительности труда  (за счет научно-технического прогресса) либо тупо удлинить продолжительность рабочего дня. Если вернуться к «норме» 19 века, то увеличение её с 8 до 12 часов сразу даст рост ВВП на 50%. А если не ограничиться этим, а вернуться к 16-18 часам, практиковавшихся в 19 веке, то теоретически ВВП можно одномоментно удвоить.

  Только проблема заключается именно в том, как эту самую «полную занятость» достичь.

  Причем не сокращением рабочего дня, не созданием фиктивных рабочих мест, когда общественно-полезным трудом становится любая домашняя работа, вплоть до личной гигиены, а наполнением его реально общественно полезной работой. По-видимому, эта неблагодарная задача авторов данной группы моделей не интересовала.

  А зря, рост производительности труда вызывает большие сомнения в целесообразности и физической возможности обеспечения полной занятости в рыночной экономике.

  Существует несколько подходов к анализу экономического роста. В частности, концепция взаимодействия мультипликатора и акселератора раскрывает механизм экономического роста. Однако этим не исчерпывается анализ этой проблемы.

   Западные теории экономического роста усиленно ищут ответ на вопрос, какова доля каждого производственного фактора в увеличении выпуска продукции, в росте получаемых доходов. Решение этой проблемы важно для поиска оптимального сочетания факторов производства, обеспечивающего увеличение темпов экономического роста.

В качестве инструмента такого анализа используется производственная функция:

                                                       Y=f (K, L, N)

где Y — национальный доход (или ВВП) страны, К — затраты капитала, L — затраты трудовых ресурсов, N — затраты природных (земельных) ресурсов.

Производственная функция исследует воздействие на прирост выпуска продукции двух факторов: труда и капитала. Она была выведена в 20-х гг. XX в. американским экономистом П. Дугласом и математиком Х.Коббом, которые на основе статистических данных производства пшеницы в США пришли к выводу, что 1% прироста затрат труда расширяет выпуск в 3 раза больше, чем 1% прироста капитала. Результаты этого эмпирического исследования подсказывали предпринимателю, что совершенствования в области использования такого фактора как труд предпочтительнее, чем привлечение дополнительного капитала. В связи с этим в странах развитой рыночной экономики стали широко применять разработки, повышающие эффективность мотиваций трудовой деятельности. Появляются теории человеческих отношений, социального партнерства, целью которых становится обеспечение более высокой отдачи от использования человеческого фактора. [17]

   Простым языком это означает, что американские профессоры экономики и математики открыли невероятно важный закон, который гласит, что обычный хорошо мотивированный вахтер намного дешевле и надежнее, чем автоматический КПП. Ну и т.д. почти для каждой профессии, от селянина и грузчика до доцента.  

  Однако, несмотря на это откровение, нисшедшие американцам, как и на красивые слова «акселератор», «мультипликатор», и «производственная функция», внятного объяснения феномена экономического роста мы так и не услышали.

"Человеческий капитал" как фактор экономического роста.

   В последнюю четверть XX в. такое восприятие постоянно укреплялось. Конкуренция в условиях плотного рынка диктовала необходимость постоянного повышения качества продукции, обновления производства и ассортимента. При этом в работнике все больше ценилась его способность к нестандартным решениям, к поиску нового, адаптивность к постоянно меняющимся условиям производства. Только работник, отвечающий названным требованиям, способен внести вклад в обеспечение устойчивых позиций продукции на рынке, а тем самым и в рост доходов от ее реализации. В современных индустриальных странах квалификация работников становится ключевым фактором конкурентной борьбы.

    Наиболее эффективными считаются вложения в рабочую силу (образование, социальные программы и т.д.), или, по западной терминологии, вложения в «человеческий капитал». Именно такие затраты и способны задействовать долгосрочные факторы экономического роста, основанного на НТП, так как квалифицированная рабочая сила обладает способностью к совершенствованию.

    Экономисты обратились к исследованию проблемы «человеческого капитала» с начала 60-х гг. Вводится понятие инвестиций в «человеческий капитал», означающее совокупность прямых денежных затрат на образование и доход, недополученный за время, затраченное на обучение.

     Экономисты доказали, что образование прибыльно для индивида, если реальная стоимость издержек на образование и прибыль составляют положительную величину. В той степени, в какой зарплата отражает реальные продукты труда, вложения в «человеческий капитал» являются действительными инвестициями.

    По подсчетам, в США 2/3 всего накопленного капитала вложено в «человеческий капитал», а именно в учебные заведения, научные, исследовательские программы и центры, обучение специалистов и профессионалов.

      Работа Г. Беккера «Человеческий капитал: теоретический и эмпирический анализ» в 1964 г. признана Шведской королевской академией наук наиболее значительным вкладом в современную экономическую науку. Беккер проводил различие между общим образованием и специальным обучением. По его мнению, общее образование повышает в целом мастерство индивида, т.е. его предельную производительность. Однако отдельный предприниматель оплачивает это общественное благо без гарантий получения должного результата в конкретной работе и не заинтересован в оплате общего образования граждан и работников. Но любой предприниматель имеет прямую заинтересованность в специальном обучении работников, поскольку в итоге это приводит к росту производительности в конкретном бизнесе.

    Беккер применил теорию «человеческого капитала» к проблеме неравенства доходов. Если конкретный индивид производит инвестиции в свое обучение, в дальнейшем это приводит к эволюции его возможностей относительно получения больших доходов. Он исследовал количественную связь между способностями и образованием, различал «человеческий капитал» вообще и специфический «человеческий капитал» фирмы.

Интересно утверждение Беккера, что большая мобильность молодых работников связана не с традиционными психологическими факторами, а с тем, что старые работники располагают меньшим временем, чтобы получить прибыль от перемещения, в то время как у молодых этого времени остается гораздо больше.

     На основании статистических данных Беккер подсчитал, что рентабельность вложений в человеческий капитал в части получения высшего образования составляет 10—15%.

   Теория «человеческого капитала» подверглась в дальнейшем серьезной эмпирической проверке. Многие экономисты на основе большого объема статистической информации пытались верифицировать гипотезу Беккера о положительной функциональной зависимости между инвестициями в «человеческий капитал» и отдачей от этих произведенных инвестиций. Задача оказалась довольно сложной. Для американской экономики были выявлены эмпирические зависимости между сроком обучения человека за весь его жизненный цикл и среднедушевым доходом для каждого периода его возраста. В результате удалось выяснить, что среднедушевой доход не только прямо зависит от сроков обучения работника, но, что еще более важно, рост дохода опережает рост самих сроков обучения. При этом, чем больше времени расходуется человеком на приобретение дополнительных знаний, умений, навыков и репутации, тем более ярко выражена эта тенденция (см. рис.) [17]


 


 

Источник [17]


 

   За базовый принят доход человека с неполным средним образованием (кривая «А»). Уже при росте сроков образования в ,15 раза среднедушевой доход увеличивается в годы пик (возраст 40—55 лет) в 1,5 раза (кривая «В»). Дальнейшее увеличение продолжительности образования в 1,7 раза приводит к повышению максимальной величины среднедушевого дохода более чем в 2,3 раза (кривая «С»). И, наконец, рост сроков обучения по сравнению с базовым уровнем в 2,14 раза и в 2,42 раза приводит к росту «пиковых» доходов соответственно в 3,5 раза (кривая «D») и в 4 раза (кривая «Е»). Следует также отметить, что для лиц, получивших более серьезное и качественное образование, вместе с ростом их «пиковых» доходов в трудоспособном возрасте растет и средняя величина аннуитетов (ежегодных платежей), которые они получают после выхода на пенсию. [17]

   Помимо откровенно циничного взгляда на обучение (молодежь выбирает профессию только чтобы заработать большие деньги и отбить вложенный капитал, а не потому что о чем-то мечтает), данная модель только декларирует, но отнюдь не подтверждает взаимосвязь экономического роста и инвестиций в человеческий капитал. То, что люди смогли заработать некую сумму денег, отбить вложенные средства с рентабельностью 15%, вовсе не означает общественной пользы от этих специалистов. Это доказывает лишь то, что им удалось неплохо устроиться, и, оказывается, с образованием это сделать проще.

  Но главное, что связь обучения с экономическим ростом прослеживается только в заголовке.

Модель экономического роста Харрода-Домара.

Исходя из кейнсианской модели макроэкономического равновесия, в краткосрочном периоде сбережения равны инвестициям, в долгосрочном же периоде они не совпадают. Экономисты — англичанин Р.Ф.Харрод и американец Е.Д.Домар — одновременно предложили модель для анализа экономического роста в долгосрочном периоде в рамках кейнсианских воззрений (в настоящее время она известна как модель Харрода—Домара):


 

                                           G = S : C,

                                                               

где G — темпы экономического роста, С — коэффициент капиталоемкости (отношение капитала к выпуску продукции), S — доля сбережений в национальном доходе.

    Из данной модели можно вывести, что темпы роста находятся в прямой зависимости от S, так как, чем больше чистые сбережения, тем больше могут быть инвестиции; темпы роста находятся в обратной зависимости от С — коэффициента капиталоемкости: чем он выше, тем ниже темпы экономического роста.

S и С можно рассчитать из данных статистики, следовательно, используя модель Харрода—Домара, можно с известной долей вероятности прогнозировать будущие темпы экономического роста. Однако при этом она имеет слишком высокую степень агрегирования показателей, чтобы служить точным инструментом.

Это, скорее, полезный инструмент теоретического анализа для разработки экономической политики.

Исследователи подметили и другой недостаток данной модели. Согласно допущениям, темп роста, обеспечивающий полную загрузку мощностей, определяется одной группой факторов, а темп роста, обеспечивающий полную занятость — другими. Их совпадение — редкий случай, и модель его не предусматривает. Замещение факторов «труд» и «капитал» не предполагается. Экономика в модели Харрода—Домара балансирует на лезвии ножа. Задача создания устойчивых темпов роста лежит вне этой модели. [17]

    Как видим и в данном случае попытка увязать экономический рост со сбережениями и инвестициями потерпела фиаско.

Неоклассическая модель экономического роста.

    Свое дальнейшее развитие и совершенствование рассмотренная теория получила в неоклассической факторной модели экономического роста Роберта Солоу, которая уже предполагает замещение факторов производства, так как изменяются относительные цены на них. По Солоу, инвестиции и сбережения определяют не темпы экономического роста, а соотношение между факторами капитал—труд и объемом производства на душу населения. За основу своей модели Солоу взял простую производственную функцию, введя в нее уровень развития технологий (Т):

                 Y= f (K, L, T)

   Далее он предположил, что Т в равной мере воздействует и на труд и на капитал. Функция в этом случае получила следующий вид:

                 Y = T f (K, L)

   На основании своего подхода и данных о развитии американской экономики за 1909—1949 гг. Солоу определил, что более 80% роста показателя выпуска продукции на отработанный человеко-час объясняется научно-техническим прогрессом.

   Таким образом, если в модели Харрода—Домара НТП выступает как фактор, внешний по отношению к экономическому росту (экзогенный), то в модели Солоу он рассматривается уже как внутренний (эндогенный) фактор, органически присущий современному экономическому развитию. Это соответствует тому, что именно НТП выступает главным фактором экономического роста в долгосрочном периоде.

Последователь Солоу — американский экономист Э. Денисон, — используя данные за 1929—1982 гг., сделал детальную разбивку НТП по отдельным компонентам и определил составляющие экономического роста. Э. Денисон указал на важность процесса накопления знаний, обеспечивающих почти 2/3 вклада технического прогресса в производство. Оставшаяся 1/3 этого вклада связана с более эффективным размещением ресурсов и, кроме того, с экономией факторов производства на единицу продукции.   Такую экономию при увеличении масштабов производства обеспечивает также НТП.

    Выводы, сделанные на основе эмпирических исследований, позволяют определить наиболее эффективный фактор производства. Понятия роста и прогресса связаны не только с необходимостью пополнения материально-вещественной основы производства, но все в большей мере с накоплением знаний, повышением квалификации работников, без чего невозможно внедрение НТП. [17]

   Ещё одно изложение модели Солоу. Результат исследований которого заключается в том, что рост производительности труда на 80% кроется в научно-техническом прогрессе, и только 20% (или 1/3 по Денисону)  связан с более эффективным использованием ресурсов, т.е. организационными  факторами.

Однако, искомая таинственная взаимосвязь, как именно научно-технический прогресс, увеличивая производительность труда,  формирует экономический рост, осталась совершенно не раскрытой.

  А ведь научно-технические открытия только создают предпосылки экономического роста, возможности, точнее они увеличивают продуктивность труда, но насколько она будет востребована, ответственны иные факторы, причем гораздо более мощные, чем научный прогресс. Как уже показывалось выше, одна и та же экономика в мобилизационном режиме способна производить в 2, а не исключено и в 3 раза больше (за счет фиктивно занятых безработных, трудового энтузиазма и других резервов), чем так называемая «полная занятость».

  И наоборот, увеличение продуктивности труда может полностью компенсироваться его физическим уменьшением, например появлением орд абсолютно бессмысленных менеджеров возле мониторов, строительством никому не нужных дорог или пирамид.

   Модель Солоу была использована экономистами для ответа на вопрос: каким же должен быть оптимальный экономический рост? Американский экономист Эдмунд Фелпс ответил на этот вопрос в работе «Басня для тех, кто занимается экономическим ростом», в которой рассматривал экономические проблемы придуманного им королевства Соловии (по имени Солоу).

     Фелпс сформулировал так называемое «золотое правило накопления капитала». Его суть состоит в том, что каждое поколение должно сберегать для будущих поколений такую долю дохода, которую оно получило от предыдущих. Иными словами, ставка процента должна быть равна темпу роста населения. В этом случае траектория экономического роста и будет оптимальной. Иногда «золотое правило» называют правилом «биологической ставки процента». [17]

   Достаточно натянутое представление о пенсионном страховании и о сбережении. Заблуждение заключается в том, что по умолчанию предполагается, что иных источников финансирования стариков, кроме их собственных сбережений, не существует. И будто бы сберегая стабильную долю совокупного дохода, общество гарантирует таким старикам пенсионное обеспечение. Как и то, что экономике так уж критически необходимы эти сбережения для поддержания роста.

  Увы, поколение пенсионеров бэби-бумеров и современная долговая пирамида, отрицающая важность сбережений, и подчеркивающая важность текущего потребления, убедительно развенчали это «золотое правило».

Модель технического прогресса Хикса.

Общепризнанной является модель технического прогресса английского экономиста, лауреата Нобелевской премии Джона Хикса. В своем анализе он рассматривает два фактора экономического роста — труд и капитал, и выделяет три типа научно-технического прогресса: нейтральный, трудосберегающий и капиталосберегающий. [17]


 


 

Источник [18]


 

  Нейтральный НТП основан на таких технологиях, которые одновременно и в равной мере сберегают труд и капитал (см. рис, а). При трудосберегающем НТП обеспечивается большая производительность капитала, чем труда (см рис.б). В случае капиталосберегающего НТП в большей степени растет производительность труда, чем капитала (см.рис.в). [17]


 

Источник [19]

  Данная модель, по крайней мере, в этом изложении, так же мало проливает света на  источники экономического роста, так как классифицирует явления просто по факту, не задаваясь «детским» вопросом, а почему они происходят.
 

Макроэкономика Бункина М.К., Семенов A.M., Семенов В.А. [20]

 … Существует и другой, консервативный метод борьбы с инфляцией. Это – денежный «зажим», вслед за которым возникает временное угнетение производственной активности, новый спад. Но вместе с этим негативом здесь можно добиться ослабления роста цен. Рыночная экономика вынуждена приспосабливаться к торможению ценовой динамики. Изыскиваются возможности повышения производительности труда, сокращения издержек, использования более дешевых материалов. Теперь можно несколько ослабить обруч, стягивающий денежную массу, запустить машину избирательного кредитования. Этот метод лечения (политика дефляции) был применен во многих странах, находившихся в условиях гиперинфляции и экономической разрухи. Правда, некоторые западные эксперты называют политику дефляции пирровой победой, считают, что выигрыш от торможения инфляции не компенсирует потери, связанные с неизбежным, хотя, может быть, и временным, падением производства и безработицей. [20]

  Как видите, данные авторы вообще рассматривают дефляцию как инструмент управления денежной массой и не более того.

«Денежное правило» Фридмена

  Последователи Дж.Кейнса учат искусству регулирования прежде всего при помощи процентной ставки, поскольку именно она, изменяя цены на кредиты, может увеличить или уменьшить инвестиции и, стало быть, влиять на деловую активность. Но подобная практика ориентирована на кратковременный эффект.

   Не исключая процентного регулирования, неоклассики считают своей «главной мишенью» непосредственное воздействие на денежную массу. Согласно гипотезе о «нейтральности» денег заданный рост денежной массы определяет, при прочих равных условиях, пропорциональный рост цен.

Вот как выглядят монетаристские рекомендации центральному банку:

1. Политика центрального банка должна быть ориентирована на долгосрочную перспективу. Поскольку дефицитное финансирование расшатывает финансовую систему, стратегическим направлением следует сделать сокращение государственного участия в распределении и потреблении национального дохода.

2. Согласно «денежному правилу» М. Фридмена, увеличение денежной массы надо проводить систематически, но постепенно и независимо от конъюнктурных колебаний. Путеводителем в процессе роста М должен стать рост ВНП.

3. Центральный банк обязан взять на себя заботу о поддержании стабильного роста денежной массы, не допускать ее сезонных и прочих колебаний.

4. Центральный банк (ФРС в США) надо лишить возможности регулирования нормы обязательных резервов коммерческих банков. Вместе с тем следует ввести 100%-ное покрытие кредитного ресурса депозитной наличностью или вкладами в Центробанк. Тем самым достигается, по мысли М. Фридмена, устойчивое обеспечение банкнот и чеков, а также сужение мультипликативных возможностей коммерческих банков в создании денег и перекрываются каналы дополнительной стихийной эмиссии денег. «Денежное правило» – своего рода обруч, стягивающий управление спросом на деньги и сдерживающий использование печатного станка для покрытия государственных расходов.

     «Денежное правило» получает практическое применение в Великобритании, других европейских странах, в США переход к жесткому ограничению эмиссии составлялся лишь в конце 70-х гг. и был простимулирован внутренними трудностями и требованиями Международного валютного фонда.

    Практика выдвинула две проблемы при введении «денежного правила». На какой показатель денежной массы следует ориентироваться? На М1 или М2? В условиях широкого распространения кредитных субститутов (векселей, сертификатов и т.д.) они превращены в «почти-деньги», обращаются наряду с наличными и чеками. В большинстве случаев за основу контроля был взят показатель М2.

      Каким должен стать разрешаемый прирост денежной массы? Кроме ориентации на устойчивый прирост ВВП (например, 3% годовых в США), монетаристы предлагают учитывать долговременную легкую тенденцию к замедлению скорости обращения денег – этот фактор можно оценить для США в 1% дополнительного увеличения денежной массы в год. В итоге следует ориентироваться на 4%.

      Поскольку наложение обруча являлось делом непривычным, да и непопулярным, в банковскую практику стали вводить «пределы отклонений», или ежеквартальные лимиты увеличения денежной массы. В Великобритании при правительстве М. Тэтчер вилка отклонений от принятого прироста годовой денежной массы первоначально составляла 9–13, затем 7–11%. [20]

   Иными словами вся премудрость государственного посткейнсианского управления экономикой сводится к управлению денежными агрегатами и учетной ставкой. Что мы и можем видеть в течение 30 лет на примере политики ФРС А.Гринспена и Б.Бернарке.

  Исходя из этой логики, очевидно, что дефляционная спираль возможна только в случае грубейших ошибок управления.

Модель IS-LM

  Практика свидетельствует о неразрывной связи и взаимозависимости фискальной и монетарной политик. Несмотря на различия в инструментарии, демаркационной линии между ними не существует. Многое зависит от продвинутости системы вмешательства, доступности тех или иных путей, национальных традиций. Теоретические модели экономического регулирования обычно соединяют наиболее распространенные рычаги взаимодействия.

   Нам предстоит выяснить механизм воздействия таких макроэкономических переменных, как инвестиции (I) и сбережения (S), спрос на деньги (L) и денежная масса (М), их динамику в условиях роста или понижения процентной ставки (r) и цен (Р), поведение товарного рынка и динамику ВВП. Решение не является лапидарным.

  Предлагаемую гипотезу IS-LM называют моделью Хикса – Хекшера. Левая часть модели

представлена сочетанием I и S, стремящихся к равновесию, хотя ситуация I < S вполне возможна. Попробуем изобразить функцию IS графически, где по горизонтали располагается национальный доход, а по вертикали – процентная ставка. [18]
 


 


 


 
 

Источник [20]


 

  Так как изложение далее чрезмерно затянуто, возьму на себя смелость пересказать в двух словах. Инвестиции и сбережения (IS)  убывают на последнем  графике, тогда как  спрос на деньги и денежная масса растут (LM). Следовательно, эти кривые пересекаются и образуют «кейнсианский крест».

    Из этой модели следуют достаточно разумные следствия: для обеспечения роста экономики и объема денежной массы нужно снижать кредитную ставку. Для охлаждения, наоборот, повышать. С другой стороны денежная масса должна расти вместе с темпами роста экономики и уровнем процентных ставок. И в каждый момент времени должно существовать оптимальное, равновесное состояние.

  И все же возьму на себя смелость не согласиться с классиком и нобелевским лауреатом. Не очень понятно, как можно откладывать график инвестиций/сбережений в координатах процентных ставок и темпов роста (тоже проценты). В чем измеряются тогда эти инвестиции/сбережения, как, впрочем, и денежная масса?  В процентах годовых или темпах прироста ВВП? Даже если в этом и есть математический смысл (ниже это показано), то какой в этом смысл чисто экономический?

   Гораздо полезнее построить отдельно связь IS  и LM с темпами роста, отдельно связь IS  и LM с уровнем процентных ставок.

    Причем из первой связи можно более-менее надежно постулировать разве что однонаправленность роста ВВП и денежной массы (LM), тогда как уверенность, что инвестиции и сбережения (IS) тоже обречены исключительно расти в быстро растущей экономике, кажутся недостаточно обоснованными.

   Что касается второй связи,  то инвестиции и сбережения (IS)  не обязательно снижаются с ростом процентных ставок, наоборот, именно рост ставок может свидетельствовать о буме денежного рынка и росте склонности сберегать и инвестировать.

   Так же и денежная масса (LM) не обязательно растет вместе с ростом процентных ставок, но зачастую может и падать. Ведь причиной  роста ставок бывает не только экономический бум и кредитная эмиссия, но и наоборот,  кризис ликвидности, стагфляция, целенаправленная стерилизация денежной массы. 

     Короче говоря, вместо «кейнсианского креста» можно вполне обоснованно нарисовать любую фигуру, хорошо, что, у Хикса-Хекшера оказалось ещё достаточно скромное воображение.

   Так что, к превеликому сожалению, первая в нашем изучении монетарная модель, которая по идее должна отразить вклад благотворной эмиссии в рост ВВП оказалась не совсем научной. А жаль.

(Впрочем, там вначале источник честно предупреждал о нелапидарности модели, может и значит, что она ненаучна?)
 

Макроэкономика - Агапова Т.А., Серегина С.Ф. [21] 

     Модель IS-LM – модель товарно-денежного равновесия, позволяющая выявить экономические факторы, определяющие функцию совокупного спроса.  Модель позволяет найти такое сочетание рыночной ставки процента R и дохода Y, при которых  одновременно достигается равновесие на товарном и денежном рынках.  [21] 

     Кривая IS – кривая равновесия на товарном рынке. Она представляет собой геометрическое место точек, характеризующих все комбинации Y и R, которые одновременно удовлетворяют тождеству дохода, функциям потребления, инвестиций и чистого экспорта. Во всех точках кривой IS соблюдается равенство инвестиций и сбережений. Термин IS отражает это равенство. (Investment = Saving)

    Кривая LM – кривая равновесия на денежном рынке. Она фиксирует все комбинации Y и R, которые удовлетворяют функции спроса на деньги, при заданной Центральным Банком величине денежного предложения Ms. Во всех точках кривой  LM спрос на деньги равен их предложению. Термин LM отражает это равенство (Liquidity Preference = Money Supply). [21] 

  Т.е. в модели предполагается, что равенство сбережений S и инвестиций I, а так же денежного спроса L и предложения M, означают некое оптимальное и целевое равновесие.

  Первое равенство (S=I) следует понимать в рамках модели классического «кейнсианского креста», где нулевая разница между инвестициями и сбережениями рассматривается как признак соответствия размеров запасов планам инвесторов. Что хоть и небесспорно, но можно принять за критерий равновесия.

   Равенство спроса и предложения на денежном рынке (L=M) и есть формальное условие его равновесия, точка пересечения кривых спроса и предложения. Казалось бы, критерий бесспорен.

  Однако, представление Центробанка в роли агента рынка некорректно, так как он не торговец, максимализирующий прибыль, а регулятор.  А следовательно, и само равновесие находится под вопросом: как же оно может возникнуть в отсутствие рынка? Или исчезнуть?

  Ведь возможности регулятора по подгонке денежного предложения под спрос безграничны, в отличие от товаропроизводителя, который должен физически избавляться от лишних товаров, так же как и товаропроизводитель не может их вдруг создать из ничего в случае ажиотажа. Не говоря уже о потенциале самих денег, учитывая их скорость обращения, банковский мультипликатор и денежные суррогаты. А так же то, что спрос на деньги определяется не инвестициями/сбережениями, а объемом выпуска продукции. Т.е. денежный рынок абсолютно вторичен и детерминирован по отношению к рынку товарному, поэтому равновесие на нем просто не может быть независимым критерием какой-либо оптимальности.

 Точнее, это как сообщающиеся сосуды, один из которых герметичен, а другой имеет функции расширительного бака, место, где деньги сами выступают в функции товара. Но это одна система и одно равновесие. Её объем определяется не размером расширительного бака, но объемом пустоты в системе, т.е. количеством монетизированных товаров и услуг.

 Поэтому данный критерий равновесия (L=M) просто бессмыслен, он ровно ничего не дает, кроме красивой симметрии.


 


 

Источник [21]  


 

    Графический вывод кривой IS таков. 

  Увеличение дохода Y означает некоторый прирост сбережений S1 -> S2, что в свою очередь вызывает падение ставки процента   R1 ->R2, и рост инвестиций  I1 -> I2.

    Учитывая, что инвестиции равны сбережениям (Кейнсианское условие равновесия на товарном рынке), а так же предположив, что угол наклона на графике сбережений a, на графике инвестиций  –в (отрицательный), то получаем, что наклон на графике RY равен    –ав, т.е. тоже отрицательный.

     Отсюда очевидна «нелапидарность» модели. Вот её допущения:

1.    Инвестиции могут отличаться от сбережений только на незапланированное изменение запасов.

2.  Равенство инвестиций и сбережений считается целевым критерием равновесия на товарном рынке.

3.   Предполагается, что равновесие на денежном рынке отлично от товарного, что оно достигается исключительно за счет равновесной процентной ставки, влияние скорости обращения денег, денежной эмиссии и изменения цен и количества товаров не признаются.

4.  Вся модель строится на флуктуации роста дохода или выпуска, которая подразумевает автоматический рост сбережений, инвестиций и снижение процентных ставок, хотя это совершенно не очевидно. Как минимум равновероятны другие варианты событий: ставки могут не измениться (если изменение денежной массы будет точно адекватным изменению выпуска) или даже вырастут (если такая флуктуация вызовет бум, т.е. спрос на деньги). В этих случаях модель неработоспособна.

5.. И, главное, модель даже не пытается задаться вопросом, а какое сочетание параметров оптимально для оптимизации роста и благополучия, а не для достижения «равновесия», которое может оказаться математически безупречным, но совершенно неоптимальным по более существенным причинам.

    Но чтобы закончить с этой моделью, рассмотрим также вывод кривой LM.
 


 

Источник [21]  

   Рис.А показывает денежный рынок: рост дохода от Y1 до Y2 увеличивает спрос на деньги и, следовательно, повышает ставку процента от R1 до R2. Рис.В показывает кривую LM: чем выше уровень дохода, тем выше ставка процента. [21]

   Цитирую специально, так как это и весь вывод. Рост выпуска/дохода создает спрос на деньги, что приводит к росту процентных ставок и констатации существования прямой зависимости между ними.

   То есть все что можно «выжать» из этой модели, так это стандартную монетарную идею о благотворности одновременного роста производства и денежной массы, причем это не следствие модели, а единственная её полностью здравая предпосылка.

   Модели Домара-Харрода.

  Согласно теории Е.Домара, существует равновесный темп прироста реального дохода в экономике, при котором полностью используются имеющиеся производственные мощности. Он прямо пропорционален норме сбережений и предельной производительности капитала, или приростной капиталоотдаче (ΔY/ΔK). Инвестиции и доход растут с постоянным во времени темпом. [21]

  Р.Ф.Харрод построил специальную модель экономического роста (1939 г.), включив в неё эндогенную функцию инвестиций (в отличие от экзогенно заданных инвестиций у Домара) на основе принципа акселератора и ожиданий предпринимателей.

  Согласно принципу акселератора, любой рост (сокращение) дохода вызывает рост (сокращение)  капиталовложений, пропорциональный изменению дохода: [21]

  

Отсюда после ряда допущений,  равновесный темп прироста составит:


 

  Харрод назвал выражение s/(v-s) «гарантированным» темпом роста: поддерживая его предприниматели будут полностью удовлетворены своими решениями, поскольку спрос будет равен предложению и их ожидания будут сбываться. Такой темп роста обеспечивает полное использование производственных мощностей (капитала), но полная занятость достигается не всегда. [21]

   Таким образом, из предположения, что рост или сокращение через инвестиции порождают сами себя,  а так же ряда дополнительных допущений (исходное равновесное состояние, неизменность коэффициентов капиталовооруженности),  получаем, что инвестиции таки действительно порождают равномерный и даже «акселерированный» экономический рост. Который целиком определяется предельной склонностью к  сбережению и акселератором инвестиций.

   Анализ соотношений между гарантированными и фактическими темпами роста позволил сделать следующий вывод: если фактически запланированный предпринимателями темп роста предложения отличается от гарантированного темпа роста (превышает или не достигает его), то система постоянно отдаляется от состояния равновесия.

  Помимо гарантированного темпа роста, Харрод вводит понятие «естественного» темпа роста.  Это максимальный темп, допустимый ростом активного населения и техническим прогрессом.

   При таком темпе достигается полная занятость факторов – труда и капитала.

   Если гарантированный темп роста, удовлетворяющий предпринимателей, выше естественного, то вследствие недостатка трудовых ресурсов фактический темп окажется ниже гарантированного: производители будут разочаровываться в своих ожиданиях, снизят объем выпуска и инвестиции, в результате чего система будет находиться в состоянии депрессии.   

  Если гарантированный темп роста меньше естественного, то фактический темп может превысить гарантированный, поскольку существующий избыток трудовых ресурсов  дает возможность увеличить инвестиции. Экономическая система будет переживать бум. Фактический темп роста может быть итак же равен гарантированному, и тогда экономика будет развиваться в условиях динамического равновесия, вполне удовлетворяющих предпринимателей, но при наличии вынужденной безработицы.  [21]

  Таким образом, гарантированный темп роста правильнее назвать теоретическим, заложенным по умолчанию в инвестициях и их процентном доходе, который и формирует акселератор. Тогда как фактическое исполнение макроэкономического инвестиционного бюджета может иметь разные варианты.

  Идеальное развитие экономической системы достигается при равенстве гарантированного, естественного и фактического темпов роста в условиях полной занятости ресурсов.

  Но поскольку всякое отступление инвестиций от условий гарантированного темпа роста, как известно, выводит систему из равновесия и сопровождается все более увеличивающимся расхождением между спросом и предложением, динамическое равновесие в модели Харрода также оказывается неустойчивым.

  Часто обе модели объединяют в одну модель Харрода-Домара. Обе модели приводят к выводу, что при данных технических условиях производства  темп экономического роста определяется величиной предельной склонности к сбережению, а динамическое равновесие может существовать в условиях неполной занятости.

  Ограниченность данных моделей задана уже предпосылками их анализа. Например, используемая в них производственная функция Леонтьева характеризуется отсутствием взаимозаменяемости факторов производства – труда и капитала, что в современных условиях не соответствует действительности. [21]

  К недостаткам следует добавить то, что модель рассматривает экономический рост механистично, как К.Маркс, который видел в расширенном воспроизводстве только прибавочную стоимость. Акселератор Харрода представляет собой примерно то же самое, только более элегантно и наукообразно.  

   К сожалению ответа, как же именно обеспечить и полную занятость, и соответствие гарантированного и естественного темпов роста, модель не дает. Как, впрочем, даже само постулирование существования «естественного роста» является скорее благим пожеланием, нежели реалистичной научной гипотезой.

  В качестве резюме по изученному материалу, приведу следующую цитату:

  На производительность труда, а следовательно, на экономический рост и его темпы, оказывают влияние следующие факторы:

   1) физический капитал (или просто капитал) – запас оборудования, зданий и сооружений, которые используются для производства товаров и услуг. Заметим, что физический капитал сам является результатом процесса производства. Чем более совершенным и современным он будет, тем больше товаров (в том числе инвестиционных, т. е. нового оборудования) и услуг можно произвести с его помощью;

   2) человеческий капитал – знания и трудовые навыки, которые получают рабочие в процессе обучения (в школе, колледже, университете, на курсах профессиональной подготовки и повышения квалификации) и в процессе трудовой деятельности. Человеческий капитал, как и физический капитал, также является результатом производственных процессов и повышает возможности общества производить новые товары и услуги;

   3) природные ресурсы – факторы, обеспечиваемые природой, такие как земля, реки и полезные ископаемые. Природные ресурсы делятся на воспроизводимые и невоспроизводимые. Примером воспроизводимых ресурсов могут служить лесные ресурсы (взамен вырубленных деревьев можно посадить новые), невоспроизводимых ресурсов – нефть, уголь, железная руда и др., на образование которых в природных условиях уходят тысячи и даже миллионы лет.

   Хотя запасы природных ресурсов – очень важный фактор экономического процветания, их наличие отнюдь не является главным условием высоких темпов роста и высокой эффективности экономики. Действительно, быстрые темпы развития экономики США поначалу были связаны с обилием свободных земель, пригодных для сельскохозяйственного использования, а Кувейт и Саудовская Аравия стали богатейшими государствами мира благодаря огромным разведанным запасам нефти. Однако, например, Япония превратилась в одну из ведущих стран мира, обладая весьма незначительными сырьевыми запасами. Быстрые темпы экономического роста в странах Юго-Восточной Азии (так называемых «азиатских драконах» – Гонконге, Тайване, Южной Корее и Сингапуре) также обусловлены вовсе не обилием природных ресурсов. [22]

  При этом никакой надежной качественной или количественной  связи между этими факторами и экономическим ростом так и не установлено.

  Традиционно это объясняется экономическими циклами, хотя классическая экономическая теория отвергает и их. Несмотря на это, следующая цитата может дать вполне репрезентативное представление, почему ни в краткосрочном, ни в долгосрочном плане никаких надежных взаимосвязей между экономическим ростом и его очевидными факторами установить не удается.

    В действительности экономика развивается не по тренду, характеризующему экономический рост, а через постоянные отклонения от тренда, спады и подъемы. Экономика развивается циклически. Экономический (или деловой) цикл представляет собой периодические спады и подъемы в экономике, колебания деловой активности. Эти колебания нерегулярны и непредсказуемы, поэтому термин «цикл» достаточно условен.

     В экономической теории причинами экономических циклов объявлялись самые различные явления: пятна на солнце и уровень солнечной активности; войны, революции и военные перевороты; президентские выборы; недостаточный уровень потребления; высокие темпы роста населения; оптимизм и пессимизм инвесторов; изменение предложения денег; технические и технологические нововведения; ценовые шоки и др. В действительности все эти причины могут быть сведены к одной. Основной причиной экономических циклов выступает несоответствие между совокупным спросом и совокупным предложением, между совокупными расходами и совокупным объемом производства. Поэтому циклический характер развития экономики может быть объяснен либо изменением совокупного спроса при неизменной величине совокупного предложения (рост совокупных расходов ведет к подъему, их сокращение обусловливает рецессию), либо изменением совокупного предложения при неизменной величине совокупного спроса (сокращение совокупного предложения означает спад в экономике, его рост – подъем).

  Таким образом, пока экономисты не научились как следует балансировать спрос и предложение, хоть в краткосрочном, хоть в долгосрочном, «Кондратьевском» периоде, всерьез говорить о количественной и качественной модели экономического роста не представляется возможным.

  В следующей главе мы выясним, в чем заключается недостаток моделей при попытках объяснения феномена экономического роста. Чтобы подвести итог этой главе отметим следующее:

    1.  Общепринятым мнением в экономической науке является признание негативности и абсолютной общественной вредности такого экономического явления, как дефляция  

    2. Единственным способом достижения устойчивого экономического роста признается грамотная монетарная политика, которая эту дефляцию исключает, а значит, является лучшим средством нейтрализации разрушительных последствий экономических циклов.

    3. В качестве положительных факторов экономического роста признаются человеческий и физический капитал, а так же доступность природных ресурсов. Однако, приемлемой, не то что количественной, но даже качественной модели, описывающей такое влияние, не существует.  

 

2. Модель экономического роста.

 


 
 

   Экономический порядок, при котором человечество процветает, есть самый естественный экономический порядок.

Сильвио Гезелль,

«Естественный экономический порядок». [26]


 

   Основным недостатком рассмотренных выше моделей является полное игнорирование ими человеческой мотивации. Они оперируют агрегированными макроэкономическими и демографическими показателями, приростными, процентными и монетарными коэффициентами, даже такими нематериальными вещами, как «знание», «человеческий капитал», «настроения» или «ожидания». Но человека за этим не видят. Хотя даже такая примитивная мотивационная абстракция, как «homo economicus[1]», могла бы дать очень много для построения более-менее здравой макроэкономической модели.

   Ведь построение модели поведения человека (а тем более его массы) невозможно без понимания его мотивационных предпочтений. Более того, оно принципиально невозможно без четкого ответа на вопрос о смысле жизни и, соответственно, и о назначении экономического роста.

  К примеру «полная занятость» - разве не умилительная по своей нелепости цель? Разве это не позорное занятие для  лучших умов мира, причина напряжения усилий чиновников и администраторов, поиск адекватного ответа на вопрос: как бы занять излишние трудовые ресурсы? Тогда как любой армейский ефрейтор или сержант решит эту задачу в два счета. 

  Или вложения в человеческий капитал, инвестиции в себя. Т.е. чем больше тренингов человек послушал, чем больше он потратил денег на обучение и потом обратно заработал, тем он  ценнее как человек. То есть главным мотивом человеческой деятельности признается увеличение способности генерирования денег, любые его осмысленные действия и ценности сводятся только к этому. Знание, склонности, творчество, отношения – вторичны, главное  - способность делать деньги. И это называется человеческий капитал?

  И, наконец, сам экономический рост. Как целью может быть изменение? Обычно под экономическим ростом теоретически подразумевается увеличение общественного богатства, хотя на практике это увеличение касается далеко не всех, а лишь меньшинства. Но дело даже не в этом, а в самой сути роста. Зачем на каждый завтрак обязательно получать все большую котлету? Зачем менять костюм все чаще и чаще? Т.е. все это неизбежно кончается фантомом, когда приносят одну и ту же котлету и костюм, просто по все большей цене.

   Но не потому что экономика виртуальна, а потому что нелепа общая цель.

   Далее мы не раз вернемся к этой теме на новом уровне обсуждения. Сейчас вернемся к описанию проблемы мотивации.

   Лучше всего её сформулировать на примере робинзонады. Представим себе Робинзона на своем острове. У него бездна возможных вариантов поведения. Он может трудиться ежедневно по многу часов, без субботы и воскресенья. Может вообще все время прохлаждаться на пляже, особо не заботясь об одежде и жилье, работая ровно столько, сколько нужно для пропитания. А может найти разумную середину, трудясь в меру, но находя время и на отдых и развлечения.   

    Вот то, что предопределяет его модель поведения и является тем самым искомым фактором, определяющим экономический рост. Ибо модель поведения Робинзона не зависит ни от знаний, ни от наличных технологий. Даже если дать Робинзону синтезатор по производству бесплатной еды и одежды, Робинзон I все равно найдет причины трудиться целый день, тогда как Робинзон II трудиться перестанет совсем. То есть даже научно-технический прогресс (или знание) не имеет к экономическому росту никакого отношения, он лишь средство, инструмент, фактор, но не более чем палка, которая может стать рычагом только при наличии чей-то воли.

  Причем из этой модели предельно очевидно, что и остальные традиционные факторы экономического роста совершенно неприменимы.

  Например, сбережения и инвестиции имеют смысл лишь в том значении, насколько Робинзон способен отложить запасы для будущего урожая или имеет время работать над совершенствованием своих орудий труда в ущерб текущему пропитанию. Именно таков смысл сбережений и инвестиций и в реальном обществе: они не создают никакого роста ВВП, если речь идет и сверхнормативных запасах или малополезных изменениях в средствах производства, сводящихся лишь к комфорту трудящихся, но не влияющих на производительность. 

  Так же неэффективен и демографической фактор: появление на острове Пятницы, особенно копирующего модель поведения своего «мастера», вряд ли приведет к выравниванию валовых продуктов Робинзона II и Робинзона I, даже если последний будет работать без помощника.

  Модель позволяет так же рассмотреть влияние экспорта/импорта, рассматриваемого как все, что смыто/принесено океанской волной. Так, Робинзон I, без всякого сомнения, умело воспользуется всеми благами экспорта/импорта, тогда как Робинзон II даже не заметит, что именно смывается с острова в океан, и что там гниет на берегу, выброшенное океаном.

  Таким образом, ключевыми факторами в модели мотивации любого общества является:

1. Желание/потребность людей работать, рассматриваемая скорее как привычка или сформированная массовая модель поведения. 

2.  Конкуренция в иерархии человеческой группы.

3.  Соответствие деятельности высшему замыслу или смыслу жизни.

  Факторы даны в порядке эволюционного возрастания их значимости в модели поведения людей.

  Так же очевидно, что первые два фактора являются доминирующими и хорошо вписываются в мотивационную модель homo economicus.

   При этом первый фактор достаточно нагляден, чтобы сразу сделать некоторые выводы о способах оптимизации экономического роста:

    1. Для роста производства необходимо внедрять в массовое сознание желание все большего и большего объема разного рода благ, независимо от реальных потребностей самого Робинзона. Чем большее количество вещей у него будет, тем больше труда будет тратиться на их содержание в порядке, тем больше будет занятость Робинзона. Идеальным для этого является поддержание перед его глазами  стандарта жизни, недостижимого для него, но от того ещё более желанного. Так чтобы желание вещей переросло в неутолимую страсть, стало неиссякаемым побудительным соблазном к действию.

   2. Желательно заставлять Робинзона как можно чаще ломать и перестраивать свое обиталище в соответствии с новыми стандартами жизни и модой, это даст источник экономического роста, и одновременно будет надежно стимулировать Робинзона к работе, так как жить в ремонте неприятно. Хотя другого состояния он зачастую и не ведает.

   3. Все способы оптимизации экономического роста идут в разрез с подлинными материальными потребностями Робинзона, для удовлетворения которых никакого особого роста вообще не требуется.

   Для анализа вклада второго фактора мотивации на острове необходимо ввести разделение труда и иерархию. Предположим теперь, что на острове четверо Робинзонов: первый – пахарь, второй – швец, третий – кузнец, а четвертый – руководитель. Все способны производить вещи, полезные для других.

  Предположим теперь, что четверка образовала командно-административную систему, во главе с руководителем. В которой отношения строятся на послушании, доверии и авторитете. Как в первобытной общине.  Каковы факторы экономического роста в этом случае?

  Во-первых, следует отметить устойчивость системы в случае сложных условий для жизни, так как пренебрежение личным интересом в пользу общественного, а так же широкие возможности для  укрепления авторитета лидера, сплачивают общество. В таких условиях экономический рост может быть сколько угодно большим, в силу закона малых чисел: один топор – бесконечный прирост, два топора – 100% прироста, три топора – 50% прироста. Т.е. в оптимальной зоне функционирования командно-административной модели темпы экономического роста могут исчисляться сотнями процентов.

  Так же следует отметить легкость передачи знания и навыков, так как взаимопомощь в  условиях непосредственной угрозы жизни всегда приветствуется, поэтому легко предположить, что вся четверка будет в часы страды дружно убирать урожай, а долгими зимними вечерами добросовестно помогать швецу или кузнецу. Т.е. помимо сверхвысокого экономического роста такая модель предполагает широкий обмен знаниями и эффективное обучение.

  При этом экономическое планирование на острове сводится к тривиальной задаче: сколько нужно произвести тех или иных продуктов, чтобы их с избытком хватило на четверых.

   Теперь можно перейти к во-вторых. Так как командно-административная система сводится к лидерству одного человека, она мало отличается от модели с одним единственным Робинзоном. Т.е. все будет зависеть от того, к какому психотипу относится руководитель: к Робинзону-трудоголику, Робинзону-лентяю или их более-менее разумной пропорции. И именно такую модель поведения он будет навязывать всем остальным.

 И вот тут-то математически неизбежно возникают конфликты и противоречия, обычно глубоко скрытые, если общество находится на грани выживания. Но если общество добилось некоторого изобилия, дальнейшее развитие начинает упираться в то, что каждый член такого общества представляет его по-разному. Не говоря уже о прямой возможности паразитизма, например, пахарь может начать лениться работать, рассчитывая на помощь других обитателей общества, соответственно и помощники видя такое отношение могут охладеть к работе. Результат неизбежно скажется на экономическом росте.

  Таким образом, достаточно одного лентяя на острове, чтобы сразу же после достижения экономического благополучия, темпы роста стали неустойчивыми и развитие прекратилось. Т.е. дальнейшее экономическое развитие в рамках командно-административной системы сводится к принуждению и насилию. Так или иначе, но такая мотивация экономического роста очевидно ущербна.

  Логической противоположностью командно-административной системы является рыночная, она же демократическая или либеральная. В рамках этой модели все обитатели острова независимы, роль руководителя низлагается до банкира, такой же равноправной отрасли экономики, как пищевая, легкая или тяжелая промышленности.

  Так как центральной власти нет, то такая экономика неустойчива в кризисной ситуации, зато в случае изобилия, каждый обитатель имеет возможность реализовать ту модель поведения, которая ему по вкусу. При этом существуют существенные преграды по обмену знанием, так как каждый из контрагентов полагает это коммерческой тайной. Но возникают и дополнительные методы стимулирования, недоступные в рамках рассмотренных выше моделей. Это связано с возможностью задействования второго фактора мотивации homo economicus – иерархической конкуренции.

  Поэтому три вывода о методах оптимизации экономического роста могут быть дополнены четвертым:

 4.  Ключевым нематериальным фактором мотивации homo economicus является его место в общественной иерархии, презрение к нижестоящим и зависть к вышестоящим, принятие идеологии «кто кого имеет». Мерилом места в этой иерархии являются деньги.

  Именно такие методы мотивации обеспечивают широкие возможности поддержания трудового энтузиазма, изобретательства и развития после того, как перейден порог бедности и изобилие товаров и благ начинает носить демотивирующий характер для поддержания экономического роста.

  Одним словом источником экономического роста рыночной экономики есть соблазн, т.е. совершенно искусственная модель или стандарт жизни, навязанная обществу с целью объединения его  независимо от возможных мотивационных моделей его членов в единое, непротиворечивое целое, направленное к обеспечению экономического роста.

  Таким образом, Робинзон II и Робинзон III вполне «добровольно» превращаются в Робинзона I, трудоголика-фетишиста.

  Теперь настало время вернуться к осмысленности такой мотивации, полезности или хоть какой-нибудь околоразумной целесообразности экономического роста. А так же бесцельной «полной занятости»,  накоплению материального богатства или виртуальной собственной самоценности в денежном исчислении.

   Например, Египетские пирамиды показывают, что история знает прецеденты, когда абсолютно бессмысленный труд и бесполезный для общества расход «редких» ресурсов приводил  к  долгосрочному экономическому процветанию.

  Примерно таков и характер рыночной экономики, только вместо каменных памятников архитектуры, она производит пирамиды мусора. Однако, нельзя не отметить, что иного способа бурного экономического и научно-технического развития, после достижения базового уровня изобилия, не существует. Хотя на определенном этапе такая мотивация начинает противоречить самой себе, когда изобилие достигает таких размеров, что дальнейшее стимулирование роста производства и потребления становится очевидно бессмысленным.

   И.В.Сталин пытался перешагнуть от командно-административной системы на следующий уровень, минуя стадию рыночной экономики, но этот эксперимент не удался. И, если в отдельной стране не исключено, что подобный скачок принципиально возможен, то для всего мирового общества это категорически исключено. Бурное развитие при недостатке ресурсов, но изобилии товаров первой необходимости, достигается только с помощью указанных выше аморальных, но действенных мотивационных факторов.

  Однако, одного соблазна недостаточно. Соблазн задает вектор движения, объединяет противоположные устремления. Соблазн – это двигатель, но чтобы ехать, нужны колеса, передачи, т.е. механизм. Эту роль играют деньги, и прежде всего мировые деньги, т.е. доллар.

  Вернемся к островной аналогии. Если предположить, что Робинзоны – монополисты в своей продукции, то они предпочтут значительно снизить объем производства, максимизируя личную выгоду. Т.е. в этом случае мотивация соблазна дает не экономический рост, а снижение. Если же предположить на острове совершенную конкуренцию, то все будут максимизировать объем производства, не заботясь о сбыте, в результате остров будет просто завален никому не нужной однотипной продукцией, что тоже плохо.

  Т.е. в отличие от командно-административной системы, децентрализованная рыночная система не способна эффективно планировать свою деятельность, что приводит к экономическим кризисам, диспропорциям  и непостоянству экономического роста.

  Именно такую роль управления и играют деньги. С одной стороны создается хронический дефицит всех без исключения благ, для предотвращения общего кризиса перепроизводства. Для уравновешивания этого хронического дефицита, с другой стороны создан практически неограниченный платежеспособный спрос и сверхпотребление.  Если прибегнуть к терминологии острова, то двое его обитателей влачат жалкое существование, один худо-бедно соответствует пропагандируемому стандарту жизни, а один гарантированно скупает все излишки. Хотя если ближе к механике  процесса, то излишки-остатки достаются как раз двум малопереборчивым нищим, тогда как регулятором системы являются не они, а именно богач, точнее его аппетит. Нищие скорее служат индикатором: если остатки со стола богача разбираются неохотно, значит, в системе наблюдаются признаки перепроизводства, богач неспособен съесть все, что приготовлено.

  В такой системе всё стабильно, все участники мотивированы и кризисы невозможны. Если не считать кризисы, имеющие геополитические причины и связанные с борьбой за мировую власть различных элит. Но эта тема выходит за рамки книги.

  Достигается указанная диспропорция распределения богатства за счет контроля ключевых финансовых и ресурсных рынков, а так же международных портов, каналов и торговых организаций. Которые создают дискриминационные правила игры во взаимоотношениях центра, точнее центров, и периферии.

  Но решающим ресурсом, позволяющим контролировать децентрализованную экономику,  является доллар. Именно предложение этого ценного ресурса заменяет административно-командный контроль и план. Не зря руководитель в  командно-административной системе острова заменен на банкира в псевдо децентрализованной системе. Неуправляемых экономик не существует в принципе, это миф.

   Именно в этом заключается типичная ошибка экономистов, сводящих банковский или процентный бизнес к максимизации прибыли. Речь идет не об извлечении прибыли, а о глобальном управлении экономикой, которая без такого управления нестабильна и неуправляема.

  Подчеркнем: именно наличие голодной и неимущей периферии, хронически неспособной обеспечить минимальный уровень изобилия и служит платой за стабильность системы и её поступательный рост. Причем подобная периферия есть не только в географическом смысле, но и в классовом, в каждом процветающем обществе есть обширная прослойка едва сводящих концы с концами, и даже весьма существенное число голодающих. И чем сильнее расслоение, тем выше мотивация

  Т.е. управление предложением доллара – крайне ответственная задача. Она предполагает сколько угодно большой рост денежной массы, но так, чтобы диспропорции между голодающими и преуспевающими сохранялись. (Дополнительно по теме  см.[24], а так же [53])

   Это вызвано тем, что в случае недостаточности предложения доллара все экономические агенты начинают проводить все нарастающую минимизацию затрат и потребления, независимо от своих реальных потребностей, что губит всю экономику. В случае же адекватного предложения доллара возникает перепроизводство и демотивация у значительной части производительных сил, что не менее губительно.

  Но именно дефицитное и крайне неравномерное предложение доллара способно максимизировать фактор соблазна, как главной опоры общественной мотивации и благополучия.

  Причем бессмысленно говорить об аморальности такой модели: она эффективна и работоспособна, она действенно использует человеческие пороки во благо человека  и обеспечивает устойчивое и стремительное развитие, тогда как в ситуации изобилия обычная лень и зависть давно бы разрушили все её здание. Следовательно, при всех её кажущихся недостатках, она имеет прогрессивный и созидательный характер.

  Система не виновата, что люди несовершенны, она лишь их закономерное следствие.

  Так же следует отметить, что пока нет достаточной информации для полного ответа на вопрос, почему традиционные экономические модели не адекватно описывают рыночную экономику, и как это исправить, эта тема полностью будет раскрыта в дальнейшем, и мы не раз ещё к ней вернемся.

  Здесь же следует отметить, что срок действия рыночной экономики тоже ограничен. Это напрямую вытекает из того, что главный вопрос о смысле экономического роста и третий фактор мотивации остались незадействованы. Значит, к ним нужно вернуться на новом уровне рассмотрения.

  В чем смысл экономического роста? В увеличении материальных и нематериальных благ, счастья, удовольствия, наслаждения от жизни, от исполнения заветных мечтаний и удовлетворения своих страстей и вожделений. Даже если это счастье касается не всех, то каждый имеет теоретический шанс войти в число счастливчиков.  И при этом любой из показателей счастья и удовлетворения могут быть измерен в звонкой монете.

  Но сравним эту логику с третьим критерием мотивации: Как это соотносится с высшим замыслом и смыслом жизни?

  А никак не относится. Если конечно не считать таковыми распространенные атеистические философии типа «после нас хоть потоп». Ни в части нестяжания, ни в части умеренности и воздержания, ни в части «добывать себе хлеб насущный в поте лица своего».

  Следовательно, должна существовать третья островная модель с преобладанием третьего критерия мотивации. Когда изобилие товаров будет гармонично сочетаться с умеренностью в их потреблении и потребности не развлечений, но труда и духовного совершенствования.

  Такая ситуация возможна, когда экономический рост потеряет всякий экономический смысл, одновременно вместе с дефицитом, выражаемым в долларах. Что произойдет вследствие такого экономического роста, роста производительности труда и вызванного этим изобилия, что искусственное поддержание голода на периферии перестанет действовать. И демотивация либо разрушит систему, либо переведет её на высший уровень мотивации.

  Судя по тому, что для поддержания современной диспропорции между экономическим развитием и богатством центра и периферии тратятся все большие силы, но со все  убывающей эффективностью, подобное ограничение системы начинает сказываться уже в современном мире.

  Но беда заключается в том, что для перехода на новый уровень нужно, чтобы для всех обитателей острова ключевым фактором мотивации стал именно третий, иначе всех ждет переход не на высший уровень экономического развития, а возврат к командно-административной системе управления на самый нижний уровень организации общества, граничащий с элементарным выживанием  


 

Выводы к главе:

1.  Сформулированы ключевые факторы мотивации любого общества.

2. Установлена прогрессивность рыночной экономики по отношению к командно-административной системе на основании факторов мотивации.

3. Установлена несовместимость рыночной экономики и высшего фактора мотивации. Названа точка перелома, когда рыночная экономика может перейти на высший уровень мотивации, или вернуться на первоначальный уровень организации общества.
 
[1] Homo economicus – концепция некоторых экономических теорий, которая рассматривает людей как рациональных и узко-эгоистичных  действующих лиц, способных делать суждения в отношении их субъективно определенных целей.  [23]

 

3. Основные факторы, ведущие к дефляции, история и альтернативы.

 
 

3.1 Опыт США, Германии, СССР и Японии.

 В этой главе рассмотрим исторические прецеденты дефляции и мнения различных экономистов по этому поводу.

  В США было два периода, когда на протяжении длительного периода времени наблюдалась дефляция. Первый из них был после гражданской войны, его иногда называют «Великая Дефляция» (The Great Deflation). С 1875 по 1896 год, цены в США снижались в среднем на 1,7% ежегодно, а в Великобритании – на 0,8%. Второй период был между 1930 и 1933, когда дефляция составляла в среднем 10% в год.

  Дефляция в Японии продолжалась с начала 1990-х по 2006 год. В этот период учетная ставка Банка Японии (Bank of Japan) была близка 0%. (Интернет-журнал для частного инвестора) [25]

   Дефляция в эпоху классического капитализма, в 19 – первой половине 20 вв., обычно наблюдалась в периоды экономических кризисов: когда товары не находили спроса из-за перепроизводства, продавцы снижали цены. Например, во время Великой Депрессии в США 1929–1933 цены упали почти на 30%. Однако во второй половине 20 в. циклическое перепроизводство научились предотвращать, поэтому в развитых странах даже в периоды депрессии цены обычно не снижаются, а лишь замедляют свой рост. В постсоциалистических странах, переживавших сильный спад производства, также в течение отдельных месяцев наблюдалась дефляция, хотя по итогам года неизменно фиксировалась инфляция. (Онлайн Энциклопедия Кругосвет) [27]

  40 лет нас убеждали в том, что немецкий золотой стандарт - это превосходный монетарный выбор, и 40 лет мы обходились этими бездоказательными уверениями.

Статистика цен, по предлагаемой нами выборке и предлагаемому методу, даёт нам основу для анализа правильности или неправильности нашего вопроса, обращённого к введению золотого стандарта. Причина, по которой подобная статистика ещё не была ни собрана, ни проанализирована - простой страх бросить свет на нынешние потуги финансовой власти приукрашивать текущее положение дел. Рутина ненавидит науку.

  Довольно любопытно наблюдать, как одни и те же лица слепы к акробатике золотого талера, затем - внезапно они становятся страшными педантами и поднимают вопросы точности в деле продвижения бумажных денег (Господи, им-то откуда ведомо, КАК именно надо работать с бумажными деньгами, как их оценивать!). Жалобы на то, что в течение короткого периода времени, цены, при действующем золотом стандарте, вдруг падают или поднимаются на 10-20-30%, встречаются контр-жалобами на то, что существующие способы измерения цен, разумеется, ни к чему не годны, что в этих методах масса ошибок, а раз так, то и вообще ничего никому невозможно доказать. [26]

  Последняя цитата Сильвио Гезелля демонстрирует гораздо большую волатильность цен присущую золотому стандарту, нежели долговому доллару, что означает непрерывную смену экономических кризисов и спадов, инфляционных и дефляционных периодов, число которых значительно больше общепринято признаваемого. Но, к сожалению, спады и рецессии XIX века надежно скрыты за отсутствием статистики, а тем более индекса инфляции, который был придуман и признан только в XX веке.

 Удивительно так же то, что общеизвестно, что гиперинфляция в Веймарской Германии началась в 1923 году, тогда как накануне была дефляция, что позволяет многим экономистам (например, Линдон Ларуш, [33]) делать выводы, что дефляционные процессы 2008-2009 годов являются предвестниками такой же гиперинфляции, как и в Германии.

  Хотя в интернете не удалось найти ни одной ссылки на исследования, описывающие причины этой дефляции Веймарской Германии, её длительность и экономические последствия. Широко распространены только общеизвестные сведения об апокалиптической гиперинфляции, имеющей между тем вполне серьезную причину: выплату репараций. Тогда как какие могут быть репарации в современных США, с которыми проводит параллель Линдон Ларуш?

    Потребительские цены в Японии за февраль снова снизились, в этот раз снижение составило 0.1%, относительно февраля прошлого года цены снизились на 1.1%. Без учета энергии и продуктов питание падение цен было аналогичным 0.1% за месяц и 1.1% за год. Товары за месяц подешевели на 0.1%, годовое падение цен составило 1.9%, на услуги в феврале цены не изменились, годовое падение составило 0.4%. Сейчас индекс потребительских цен в Японии находится на уровне 1993 года. Бороться с дефляцией японские власти пока так и не научились. Рост цен на ресурсы пока ещё не сказался в полной мере по причине параллельного роста йены, но должен оказать небольшое повышательное давление на цены в ближайшие месяцы.(Егор Сусин: Экономика - Дефляция в Японии) [28]

 


 


 

Источник [29]

 

   Крупнейшей проблемой Японии является дефляция, из-за которой экономика фактически попала в замкнутый круг: удешевление товаров вызывает спад производства, под угрозой возрастающей безработицы люди предпочитают увеличивать сбережения, а значит ограничивают себя в покупках, что снова вызывает падение цен. Японские власти надеялись на то, что постепенная девальвация, с одной стороны, будет способствовать росту экспорта, что компенсирует производителям низкий потребительский спрос внутри страны, а с другой - приведет к подорожанию импортных товаров, а значит и к росту общего уровня цен. Однако ожидания не оправдались. Курс йены в 2001 г. упал на 12,5% (по официальным данным). Тем не менее темпы дефляции составили рекордные за последние 30 лет 0,7%. Производство упало в среднем на 7,9% (самый сильный спад после 1975 г.), а по отдельным высокотехнологичным отраслям - на 16-17%. Активное сальдо платежного баланса сократилось за год на 38%. Продолжает расти число банкротств: в 2001 г. в стране обанкротилось почти 19,5 тыс. корпораций - на 2% больше, чем в 2000 г. В результате увеличивается безработица - в декабре ее уровень достиг послевоенного уровня в 5,6%. Все это, разумеется, отрицательно сказывается на потребительском спросе (в 2001 г. объемы розничной торговли сократились на 2,2%) и не дает японской экономике выйти из рецессии. Более того, по наблюдениям экспертов, дефляция в стране даже продолжает ускоряться. [34]

    Старое пугало дефляции вновь стало проблемой для экономики США. Вот о чём ещё стоит побеспокоиться: После изучения более чем десятилетия дефляции в Японии экономисты постепенно осознали, что они понятия не имеют, как она работает.

 Дефляция обычно ассоциируется со снижением спроса как при Великой депрессии. Потребительские цены, доходы и цены на активы падают. Процентные ставки падают до нуля, так низко, как могут. Поскольку цены и доходы падают, расходы заемщиков на обслуживание долга — нет, высасывая жизнь из экономики и ещё больше понижая цены. Короче, плохая ситуация становится ещё хуже.

 В 1932 году потребительские цены в США упали на 10%, а в период между 1929 и 1933 годами — на 27% за весь период.

  Но опыт Японии совсем не такой. Вместо того, чтобы быть глубокой, разрушительной и сконцентрированной в несколько лет, дефляция была удивительно мягкой и затяжной. Потребительские цены падали в Японии в течение 15 лет, но никогда больше, чем на 2% в каждом отдельно взятом году. Дефляция в Японии была болотом, а не разрушительной нисходящей спиралью, как предсказывали многие экономисты. Почему? И что это предвещает для остального мира?

  У экономистов нет правильных ответов. "Мы не знаем, как работает дефляция", — говорит Адам Позен, член комитета денежной политики Банка Англии, который занимается изучением Японии с 1997 года. "Мы не знаем, как объяснить устойчивую, продолжительную плоскую дефляцию", — говорит он.

  Это серьёзная проблема для Федеральной резервной системы США и других центральных банков. Ирландия уже испытывает дефляцию. Испания с ней флиртовала. Предпочитаемая инфляция ФРС выросла в июне на 1,3% по сравнению с предыдущим годом, ниже её неофициальной цели в 1,5-2%. Некоторые должностные лица беспокоятся, что цены могут стать отрицательными, если восстановление затормозится.

  На бумаге Япония выглядела как кандидат на дефляционную спираль. Экономика последовательно росла медленнее, чем оценки её способности расти. Безработица выросла с 2,1% в начале 1990-х годов до более чем 5% десять лет спустя. Эта растущая экономическая слабина должна была опускать цены всё ниже и ниже. Большая нагрузка просроченных кредитов в банках должна была усилить долговое бремя на общество.

Но этого не произошло. Хрестоматийный компромисс между безработицей и инфляцией, возможно, не сработал так, как обычно. Стандартная теория кривой Филлипса, названная в честь Албана Уильяма Филлипса, который помог её объяснить, гласит, что когда растет безработица, инфляция падает.

  Представители ФРС увидели доказательства в опыте США до кризиса, что эта динамика, возможно, стала с течением времени менее мощной, что означает, что большой рост безработицы может не вызвать такой дефляционный шок, как в прошлом.

Опыт Японии подтверждает эту точку зрения. Г-н Позен предупреждает, что это может помочь объяснить краткосрочные изменения в поведении безработицы и инфляции, но Япония по-прежнему остаётся загадкой, поскольку её проблемы так долго сохраняются. Возможно, экономисты неправильно истолковали, сколько слабины было в экономике в первую очередь.

  Другое объяснение основывается на психологии домашних хозяйств и предприятий, которые, как полагают современные экономисты, играют важную роль в стимулировании инфляции. Если бы люди верили, что инфляция сильно вырастет, они бы требовали повышения заработной платы и взвинтили бы цены. Если бы люди считали, что цены не изменятся, или ожидали, что они упадут, они бы действовали соответствующе и создали среду, которую они ожидают. Япония могла застрять в медленной дефляции, поскольку с течением времени именно этого японские домохозяйства и бизнес стали ожидать. Даже когда экономика оправилась между 2002 и 2007 годами, цены падали.

  Правительство тоже играет роль. Японские официальные лица отреагировали на кризис, однако многие американские экономисты жаловались, что чиновники США в начале кризиса не смогли снизить процентные ставки достаточно быстро, слишком рано закончили налогово-бюджетное стимулирование и слишком медленно очистили банки и реструктурировали неэффективные отрасли.

  Государственное вмешательство могло помочь удержать экономику Японии от прохождения через дно, но оно могло быть недостаточно агрессивным, чтобы действительно оживить экономику и направить её в другом направлении, говорит Марк Гертлер, экономист Нью-Йоркского университета, который в 1990 году изучал недомогание Японии вместе с Беном Бернанке.

  Есть и другие объяснения. Стареющие потребители Японии, например, могут быть более склонными экономить на пенсию и менее склонными тратить, что подрывает потребительский спрос и давит на цены.

  Для США в этом есть хорошие и плохие последствия. "Это самый значительный экономический вопрос" - говорит г-н Гертлер.

Хорошая новость заключается в том, что ФРС, возможно, не нужно бояться дефляционной спирали в стиле Великой депрессии. Плохая новость заключается в том, что если США действительно попадут в дефляцию, то они могут застрять в ней на многие годы, как Япония, и страдать от очень слабого роста, её сопровождающего. И так как в дефляции так плохо разбираются, то политики могут обнаружить, что у них нет хорошего решения.

 На эту статью вышел ответ Пола Кругмана, известного экономиста, лауреата Нобелевской премии:

  Джон Хильзенрат написал хорошую статью о загадках постепенной дефляции в японском стиле. Но я не уверен, что читатели поймут, в чём загадка, — и они, конечно, не поймут из статьи, что на самом деле по этой головоломке есть литература.

  Итак, вот основная загадка: с тех пор, как Фридман и Фелпс в 60-е годы высказали гипотезу о естественном уровне инфляции, прикладная макроэкономика опиралась на некоего рода кривую Филлипса с поправкой на инфляцию, в виде

   Фактическая инфляция = A + B * (разрыв производства) + ожидаемая инфляция

где разрыв производства — это разница между фактическим и потенциальным объёмом производства, а А и В — оцениваемые параметры. (Разрыв производства тесно зависит от уровня безработицы). Ожидаемая инфляция, в свою очередь, включает в себя последний прошлый опыт. Эта зависимость прогнозирует снижение темпов инфляции, когда экономика находится в депрессии и разрыв производства отрицателен, рост инфляции, когда экономика перегрета и разрыв производства положителен; предсказание работает довольно хорошо для современного опыта США, объясняя, в частности, падающую инфляцию рецессии Волкера 1980-х годов и падение инфляции, которое мы переживаем сейчас.

  Но вот в чем дело: кривая Филлипса с поправкой на инфляцию в условиях очень длительного экономического спада прогнозирует не столько дефляцию, сколько ускоряющуюся дефляцию. Предположим, что экономика достаточно депрессивна и что при ожидаемой инфляции в 3% реальная инфляция выходит только 1%; ожидания в конечном итоге наверстают упущенное, так что, если экономика по-прежнему будет в депрессии, мы ожидаем, что инфляция упадёт до -1%; а если экономика будет в депрессии ещё дольше, мы ожидаем, что инфляция упадёт до -3%, затем до -5%, и так далее.

В действительности этого не происходит. В начале Великой депрессии, когда реальная экономика рухнула, цены резко упали; но они снова начали расти, когда экономика начала восстанавливаться, несмотря на то, что всё ещё существовал огромный отрицательный разрыв производства. Япония была в депрессии ещё до того, как родились нынешние первокурсники, но её хроническая дефляция никогда не перешла в быструю нисходящую спираль.

  Так в чем же дело? Существует куча научных работ, о которых я удивлён, что мы не слышим больше: литература об устойчивости номинальной заработной платы к снижению. Я узнал об этой концепции от Пьера Фортина; г-н Джанет Йеллин, он же Джордж Акерлоф, и соавторы довольно много написали об этом. Эта литература утверждает, что, вероятно, из-за ограниченной рациональности есть некоторая негибкость при снижении цен и заработной платы даже после того, как ожидания полностью перестроились. И на этот счёт существует довольно много эмпирических доказательств.

Почему это важно?

  Прежде всего, это объясняет, почему может сохраняться устойчивая постепенная дефляция.

  Во-вторых, эта концепция предлагает причину — помимо озабоченности нулевой нижней границей — почему нужно нацелиться на существенно положительные темпы инфляции: при низкой инфляции больше цен и заработных плат "захотят" упасть, но будут заблокированы устойчивостью к снижению; так что даже в долгосрочной перспективе кривая Филлипса при низкой инфляции не вертикальная, и можно получить постоянно низкий уровень безработицы, принимая, например, инфляцию в 4%, вместо того, чтобы настаивать на стабильных ценах.

  В-третьих — и я боюсь, что это будет серьезной проблемой в будущем, — важно учитывать устойчивость к снижению, чтобы ошибочно не принять постоянно депрессивную экономику за нормальную. Представьте себе Америку в, ну скажем, 2014 году: уровень безработицы по-прежнему около 9%, цены падают примерно на 1% в год. Многие экономисты могут посмотреть на эту ситуацию и сказать, ну, дефляция стабильная, не ускоряется, поэтому мы, наверное, достигли естественного уровня безработицы — проходите дальше, ребята, здесь не на что смотреть.

  Так что пора начинать фокусироваться на устойчивости к снижению и на том, что она означает. В конце концов, всё указывает на то, что мы будем иметь дело с подавленной экономикой в течение долгого времени. (Дефляция не поддается ожиданиям и решению) [30]

  Таким образом, ведущие экономисты мира честно признаются, что не умеют ни надежно моделировать, ни предсказывать, ни лечить дефляцию, которая по их однозначному убеждению означает крах экономики, по крайней мере, долгосрочную рецессию, безработицу и социальную напряженность.

  Тогда как на основе рассмотренных в предыдущей главе мотивационных факторов  причина дефляции вполне очевидна.  

   Она заключается в нарастающей неэффективности мотивационного фактора соблазна и конкуренции для гарантированного приобретения потребителями всего совокупного предложения благ. Выработка обществом устойчивости, иммунитета ко все более сильным раздражителям рекламы, дизайна и технических новинок. Невозможно каждые 10 лет удивлять и полностью изменять мир. А мир уже к этому привык и не желает размениваться на чисто косметические улучшения дизайна автомобилей или параметров компьютеров. Он хочет «wow!». Тем более, что индустрия виртуальных соблазнов пока не способна перехватить первенство у соблазнов материальных.

  Но до тех пор, пока люди не могут устоять перед таким соблазном, как доллар, инфляционная экономика вполне стабильна и непоколебима. Именно к этому сводится знаменитое выступление Б.Бернарке, что  нас «все еще остались боеприпасы».

  Является ли дефляция угрозой экономической стабильности США? Не буду вас томить ожиданием, скажу сразу, что, по моему мнению, вероятность того, что в обозримом будущем в США случится существенная дефляция, чрезвычайно мала. Я так считаю по двум основным причинам. Во-первых, устойчивость и структурная стабильность самой американской экономики. На протяжении многих лет экономика США демонстрирует превосходные способности к поглощению любых потрясений, восстановлению и продолжению роста. Гибкие и эффективные рынки труда и капитала, традиции предпринимательства, общая направленность на терпимое и даже активное восприятие технологических и экономических инноваций — все это способствует устойчивости экономики. Особенно важным защитным фактором в текущей ситуации является сила нашей финансовой системы. Несмотря на серьезные потрясения прошлого года, наша банковская система по-прежнему в норме и грамотно управляется, а балансы предприятий и домашних хозяйств в большинстве своем находятся в хорошем состоянии.

  Оплот США в борьбе против дефляции, о котором я сегодня буду подробно говорить, — это сама Федеральная Резервная Система.

  «Конечно, важно, чтобы уверенность не переросла в чрезмерную самоуверенность. Эпизодов дефляции было не так много, и сложно на их основании делать какие-либо общие выводы. Действительно, недавнее исследование японского опыта, проведенное ФРС, содержит вывод о том, что дефляция в Японии абсолютно никем не ожидалась — ни зарубежными, ни японскими аналитиками. Поэтому хотя я и сказал, что дефляция в США весьма маловероятна, было бы неразумным с моей стороны совсем исключать подобную возможность. Следовательно, я бы хотел обратиться к дальнейшему изучению причин дефляции, ее воздействия на экономику, а также инструментов экономической политики, которые могут быть использованы для борьбы с ней. Но перед этим я должен сказать, что сегодня я буду излагать лишь собственные взгляды, которые могут не разделяться моими коллегами по Совету управляющих или Комиссии по операциям на открытом рынке ФРС.

   Согласно определению, дефляция — это общее снижение цен; ключевое слово - «общее». (Здесь необходимо отвлечься и обратить внимание на текущий рост цен на сырьевом рынке и рынке фондовых активов). В любой момент — особенно это касается экономических систем с низким уровнем инфляции, как, например, в нашей стране в последнее время — цены на некоторые товары или услуги будут снижаться. Цены в определенном секторе могут снижаться из-за повышения производительности и более быстрого снижения издержек в этом секторе по сравнению с другими или из-за невысокого спроса на товары данного сектора в сравнении со спросом на другие товары и услуги. Снижения цен в определенных секторах, безусловно, являются очень неприятным фактором для производителей, занятых в данных секторах, но в общем они не представляют проблемы для всей экономики и не могут начать дефляцию. Дефляция как таковая происходит только тогда, когда падения цен становятся настолько распространенным явлением, что универсальные индексы цен, например индекс цен на потребительские товары, регистрируют происходящие падения.

  Источники дефляции загадки не представляют. Дефляция почти всегда является побочным эффектом падения совокупного спроса — товаров или услуг приобретается так мало, что производителям приходится сокращать цены на постоянной основе, для того чтобы привлечь покупателей. Соответственно, экономические последствия дефляции по большей части не отличаются от экономических последствий любого другого резкого сокращения совокупного спроса: рецессии, роста безработицы, финансового стресса.

   Однако дефляционная рецессия может отличаться как минимум в одном отношении от «нормальной» рецессии, в рамках которой уровень инфляции, как минимум, умеренно положительный: дефляция достаточной мощности может привести к тому, что номинальная процентная ставка снизится до нуля или достигнет уровня, очень близкого к нулю. Как только номинальная процентная ставка достигает нуля, дальнейшее понижение уровня уже невозможно, поскольку кредиторы, как правило, не принимают отрицательную номинальную процентную ставку в тех случаях, когда возможно хранить сбережения в форме денежных средств. В таких случаях говорят, что номинальная процентная ставка достигла «нулевой границы».

   Достаточно мощная дефляция, которая может привести к снижению номинальной процентной ставки до нуля, представляет особенные проблемы для экономики и экономической политики. Во-первых, когда номинальная процентная ставка снижается до нуля, реальная процентная ставка, выплаченная заемщиками, равняется ожидаемому уровню дефляции — каким бы большим этот уровень ни был. Для примера представим ситуацию, которая может показаться неправдоподобной (хотя, на самом деле, речь идет о ситуации в США в начале 1930-х годов): предположим, что дефляция составляет 10 процентов в год. После чего тот, кто занимает деньги на год по номинальной процентной ставке равной нулю, на самом деле имеет дело с 10-процентной реальной стоимостью денег, поскольку заем должен выплачиваться в долларах, чья покупательная способность на 10 процентов превосходит покупательную способность долларов, которые первоначально брались в долг. В период достаточно сильной дефляции реальная стоимость займа становится непомерно высокой. Соответственно снижается уровень вложений капитала, все реже приобретаются новые дома и сокращаются иные типы денежных трат, что лишь усиливает экономический спад.

  Несмотря на то, что дефляция и нулевая граница по номинальным процентным ставкам создают существенные сложности для тех, кто ищет кредит, еще большие трудности они создают для домашних хозяйств и предприятий, которые успели накопить значительные долги до начала дефляции. Трудности возникают из-за того, что даже если должники смогут рефинансировать свои займы под более низкие процентные ставкам, то цены все равно снижаются, а они по-прежнему должны выплатить основную сумму в долларах, чья реальная стоимость увеличивается (иногда увеличивается очень быстро). Уильям Дженнингс Брайан в своей знаменитой речи о «золотом кресте», произнесенной в рамках президентской кампании 1896 года, говорил от лица фермеров, заложившими большую часть имущества, чьи долговые обязательства продолжали расти в реальном выражении, что было результатом постоянной дефляции, ставшей следствием возврата США к золотому стандарту после Гражданской войны. Финансовые трудности должников могут, в свою очередь, ослабить финансовую систему страны — например, привести к резкому росту дефолтов по банковским кредитам. В Японии в последние годы, безусловно, наблюдается проблема «долговой дефляции» - растущая из-за дефляции реальная стоимость долгов. Если же говорить о нашей истории, то серьезнейшие финансовые проблемы (неуплата долгов, банкротство, разорение банков) охватили всю страну в период с 1930 по 1933-й год — это была самая тяжелая дефляция в истории США, уровень цен, как я уже говорил, падал на 10 процентов каждый год.

   Помимо негативного воздействия на финансовые рынки и заемщиков, с нулевой границей по номинальной процентной ставке связана и еще одна проблема — ограниченная возможность проведения традиционной монетарной политики. В нормальной ситуации ФРС и большинство других центральных банков реализуют политику посредством таргетирования краткосрочной процентной ставки — если говорить о США, то это процентная ставка «овернайт» по федеральным фондам — и реализации этой цели путем покупки и продажи ценных бумаг на открытых рынках капиталов. Если же краткосрочная процентная ставка достигает нуля, то центральный банк больше не может смягчать монетарную политику путем понижения целевой процентной ставки.

   В силу того, что центральные банки, как правило, проводят монетарную политику посредством манипуляций с краткосрочной номинальной процентной ставкой, некоторые аналитики пришли к выводу, что если эта ключевая ставка находится на нуле или на уровне, близком к нулю, то это значит, что у центрального банка «не осталось боеприпасов» - то есть, он больше не может расширять совокупный спрос и, следовательно, экономическую активность. Верно, что если ключевая для монетарной политики ставка достигла нулевого уровня, то центральный банк уже больше не может использовать традиционные средства стимулирования совокупного спроса и, следовательно, ему придется действовать на менее знакомой территории. Тот факт, что центральный банк не может использовать свои традиционные методы, может осложнить процесс проведения монетарной политики в жизнь и внести неопределенность в вопросы, касающиеся объема и времени реакции экономики на политические действия. Поэтому я соглашусь с тем, что подобных ситуаций следует по возможности избегать.

  Однако главная идея моего сегодняшнего доклада заключается в том, что у центрального банка, который был вынужден опустить ключевую ставку до нуля, весьма вероятно все еще «остались боеприпасы». Я буду говорить о том, что центральный банк — сам по себе или в сотрудничестве с иными подразделениями правительства — сохраняет значительную силу, позволяющую ему расширять совокупный спрос и экономическую активность, даже если его привычная ключевая ставка находится на нуле. Далее в этом докладе я сначала расскажу о способах предотвращения дефляции - о наиболее предпочтительном способе, который нужно использовать, если есть на то возможность. После чего я обращусь к мерам монетарной политики, которые ФРС и другие правительственные органы могут предпринять в том случае, если профилактические меры не срабатывают и дефляция становится реальностью в экономической жизни.

   Ирвинг Фишер (1933) был, наверное, первым экономистом, уделившим особое внимание потенциальной связи между мощными финансовыми кризисами, которые приводят к «распродажам» активов и падению цен активов, и общему снижению совокупного спроса и уровня цен. Стабильная, хорошо капитализированная банковская система и бесперебойно работающие рынки капитала являются важным аспектом борьбы с дефляционными потрясениями. ФРС следует использовать — и она использует — имеющиеся у нее распорядительные и контрольные полномочия, для того чтобы обеспечивать устойчивость финансовой системы в случае стремительного изменения финансовых условий». (Здесь следует вспомнить, как и почему рос фондовый рынок с марта 2009 г. по настоящее время).

  Мнение, согласно которому при бумажно-денежной системе дефляция всегда является обратимой, базируется на простых экономических рассуждениях. Для большей наглядности приведу такую притчу. Как известно, сегодня унция золота стоит плюс-минус 300 долларов. Так вот, представьте себе, что некий алхимик в наши дни решает извечную проблему и находит способ производства золота в неограниченных количествах и практически без всяких затрат. Более того, его изобретение широко освещается в СМИ, оно получает научное подтверждение, и он объявляет о своем намерении в ближайшие дни запустить массовое производство золота. Скорее всего, потенциально неограниченный запас дешевого золота должен вызвать стремительное падение рыночной цены золота. И действительно, если рынок золота хоть сколько-то эффективен, то цена на золото обрушится сразу же после объявления об изобретении, задолго до того момента, как алхимик произведет и выпустит на рынок хотя бы одну унцию желтого металла.

   Какое отношение эта история имеет к монетарной политике? Так же, как и золото, доллары США имеют ценность только пока их количество строго ограниченно. Но американское правительство имеет в своем распоряжении технологическое устройство, которое называется печатный станок (или если говорить о сегодняшнем дне, то его электронный аналог), который позволяет производить столько долларов США, сколько правительство пожелает и практически без всяких затрат. Посредством увеличения количества долларов США, находящихся в обращении, или даже путем убедительной угрозы увеличить их количество, правительство США также может снизить ценность доллара в пересчете на товары и услуги, что эквивалентно повышению цен в долларах на эти товары и услуги. Мы делаем вывод, что при бумажно-денежной системе, решительное правительство всегда может стимулировать повышенный уровень расходов и, следовательно, создавать положительную инфляцию.

  Конечно, это не значит, что правительство США обязательно будет печатать деньги и распространять их (хотя, как мы увидим позднее, существуют реальные методы экономической политики, которые практически этим и являются). Как правило, деньги вливаются в экономику посредством приобретения активов, осуществляемого ФРС. Если краткосрочные процентные ставки достигли нуля, то для стимуляции совокупного спроса ФРС должен расширить масштаб своих приобретений активов или, возможно, расширить спектр приобретаемых активов. Или ФРС может найти иные способы ввода денег в систему — например, с помощью предоставления банкам ссуд под низкий процент или посредством сотрудничества с фискальными властями. У каждого метода ввода денег в экономику есть свои преимущества и недостатки — как технические, так и экономические. Одна из серьезных практических проблем заключается в сложности определения экономического воздействия нестандартных способов ввода денег в силу нашего небольшого опыта работы с подобными методами. Следовательно, как я уже отмечал, лучше суметь предотвратить дефляцию, чем бороться с ней. Однако если все-таки дефляция возникла, то мы всегда можем утешать себя тем, что должна сработать логика примера с печатным станком, и достаточные вливания денег в экономику обратят, в конечном итоге, дефляцию вспять.

   Так что же может сделать ФРС в том случае, если ее запланированная процентная ставка, однодневная («овернайт») ставка по федеральным фондам, падает до нулевого уровня? Существующий инструментарий можно достаточно просто расширить, попытавшись стимулировать расходы путем понижения ставок на казначейские облигации с более длинными сроками до погашения. Существует, как минимум, два способа снижения долгосрочных ставок, которые могут использоваться как вместе, так и по отдельности. Один подход, похожий на то, что в последние несколько лет делает центральный банк Японии, заключается в том, что ФРС должна удерживать ставку «овернайт» на нулевом уровне в течение заранее определенного времени. В силу того, что долгосрочные процентные ставки представляют средние значения текущих и ожидаемых в будущем краткосрочных ставок, а также премию за срочность, намерение удерживать краткосрочные ставки в течение определенного времени на нулевом уровне — если оно было правдоподобным — приведет к снижению долгосрочных ставок. Более прямолинейный способ, который лично мне нравится больше, заключается в том, что ФРС начинает оглашать конкретные потолки доходности по казначейском долгу с более длинными сроками до погашения (скажем, облигациям, которые будут погашаться в течение последующих двух лет). ФРС может установить подобные потолки по процентным ставкам посредством объявления о намерении приобретения неограниченных объемов таких ценных бумаг по ценам, соответствующим целевой доходности. В случае успеха данной программы упадут не только доходы по среднесрочным ценным бумагам Казначейства, но также — из-за действия ожиданий процентных ставок в будущем — скорее всего, упадут и доходы по долгосрочному государственному и негосударственному долгу (например, ипотека).

   Пониженные ставки по государственным и негосударственным ценным бумагам с большим сроком погашения должны усилить совокупный спрос привычным образом и, следовательно, поспособствовать прекращению дефляции. Конечно, если манипуляции со сравнительно краткосрочным казначейским долгом окажутся недостаточными, то ФРС может попытаться установить доходы по казначейским ценным бумагам с еще большим сроком погашения — например, от трех до шести лет. Другой возможностью для ФРС станет использование ее полномочий по операциям на рынках «агентского» долга (например, ипотечных ценных бумаг государственной национальной ассоциации ипотечного кредита).

  Исторический опыт, скорее, подтверждает мнение, согласно которому достаточная решительность ФРС может зафиксировать или установить потолок цен и доходности казначейских облигаций не только с самым небольшим сроком погашения. Наиболее примечательный случай фиксации цены облигаций произошел незадолго до Соглашения 1951 года между ФРС и Министерством финансов. До этого соглашения, освободившего ФРС от обязательства фиксировать доходности по государственному долгу, ФРС на протяжении почти 10 лет поддерживала потолок в 2,5% по долгосрочным казначейским облигациям. Более того, одновременно с этим она установила потолок по 12-месячному казначейскому сертификату в промежутке от 7/8% до 1-1/4% и в течение первой половины этого периода ставку в 3/8% по 90-дневным казначейским векселям. ФРС сумела достичь таких низких процентных ставок, несмотря на уровень государственного долга (как доля от ВВП), гораздо больший, чем сегодня, и гораздо менее устойчивый уровень инфляции. Иногда для того, чтобы установить эти низкие ставки, ФРС приходилось реально скупать большую часть выпускаемых 90-дневных облигаций. Однако примечательно, что ФРС ввела 2,5-процентный потолок по доходности долгосрочных облигаций практически на 10 лет, но никогда не держала на своем балансе сколько-нибудь значительной части долгосрочных облигаций в обращении. Например, в 1945 году ФРС держала на балансе 7% выпущенных казначейских ценных бумаг, а в 1951 году (в год заключения Соглашения) — 9,2%, практически целиком в форме 90-дневных векселей. Для сравнения, в 2001 году ФРС владела 9,7% от всего казначейского долга.

   Повторюсь, мне кажется, что манипуляции с долгосрочными ставками бумагам Казначейства предоставят ФРС достаточный рычаг для достижения своих целей в наиболее вероятных сценариях. Однако если понижения доходности по казначейским ценным бумагам с большим сроком погашения окажется недостаточно для активизации расходов потребителей в экономике, то ФРС в качестве следующего шага может рассмотреть идею оказания воздействия непосредственно на доходности ценных бумаг, выпущенных частными эмитентами. В отличие от ряда центральных банков и исходя из положений текущего законодательства, ФРС обладает сравнительно ограниченными возможностями по приобретению частных ценных бумаг напрямую. Тем не менее, ФРС имеет широкие полномочия по непрямому кредитованию частного сектора через банки, через дисконтное окно. Таким образом, второй вариант монетарного воздействия, дополняющий манипуляции на рынках казначейского и государственного долга, заключается в том, что ФРС предлагает банкам ссуды с определенным сроком погашения по низкой процентной ставке или без процента, причем в качестве залога можно будет оставлять широкий спектр частных активов (включая, среди прочего, корпоративные облигации, коммерческие бумаги, банковские ссуды и ипотеки). Например, ФРС может предоставить 90-дневные или 180-дневные беспроцентные ссуды банкам, принимая в качестве обеспечения корпоративные коммерческие бумаги с тем же сроком погашения. При активном проведении в жизнь подобная программа может существенным образом сократить ликвидность и временные премии по активам, используемым в качестве обеспечения. Сокращение таких премий смогут снизить стоимость капитала как для банков, так и небанковского частного сектора, и это дополнительно к благотворному воздействию, уже оказанному низкими процентными ставками по правительственным ценным бумагам.

  ФРС может осуществлять вливание денег в экономику и с помощью других способов. Например, ФРС имеет полномочия по приобретению, кроме внутреннего, также и иностранного государственного долга. Потенциально, этот класс активов открывает широкий простор для операций ФРС, поскольку количество иностранных активов, которые ФРС полномочно приобретать, в несколько раз превосходит государственный долг США.

  Здесь я должен быть осторожен. В силу того, что экономика - это сложная и взаимосвязанная система, то приобретение ФРС обязательств зарубежных правительств потенциально может повлиять на ряд финансовых рынков, включая валютный рынок. Министерство финансов США, а не Федеральный Резерв, является главным органом, отвечающим за проведение международной экономической политики страны, включая политику в отношении доллара; а министр финансов выразил свое убеждение в том, что курс доллара США должен определяться свободными рыночными силами. Кроме того, в силу того, что США - это крупная и сравнительно закрытая экономика, манипуляции с обменным курсом доллара вряд ли будут таким уж приемлемым способом борьбы с внутренней дефляцией, особенно учитывая весь спектр альтернативных способов, имеющихся в наличии. Таким образом, я бы хотел предельно ясно заявить, что в своей речи я ни предсказываю, ни рекомендую американским властям устанавливать целевые значения международного курса доллара.

  Хотя политики вмешательства с целью влияния на обменный курс доллара сегодня на повестке дня не значится, стоит отметить, что история знает примеры того, как подобная политика служила эффективным инструментом в борьбе против дефляции. Замечательный пример из истории США — в 1933-34 годах Ф.Д. Рузвельт осуществил девальвацию доллара на 40 процентов по отношению к золоту посредством программы по скупке золота и внутреннему выпуску денег. Девальвация и спровоцированный ей быстрый рост денежной массы в обращении привели к тому, что дефляция в США была ликвидирована в кратчайшие сроки. Действительно, инфляция цен на потребительские товары в США росла год за годом: -10,3% в 1932 году, -5,1% в 1933 году, 3,4% в 1934 году. В это время наблюдался стабильный рост экономики и, кстати говоря, 1934-й год был одним из самых удачных годов для фондовых бирж в 20-м веке. Помимо прочего этот эпизод служит примером того, как валютные операции могут оказывать серьезное влияние на экономику, даже если номинальная процентная ставка находится на нуле или на уровне, близком к нулю, как это было во времена девальвации, устроенной Рузвельтом».

  Бюджетно-налоговая политика.

  Каждый из вариантов экономических программ, которые я рассмотрел, предусматривает самостоятельные действия ФРС. На практике же эффективность антидефляционной политики может быть существенным образом увеличена посредством сотрудничества с денежно-кредитными и бюджетно-налоговыми органами. Универсальное снижение налогов, например, в сочетании с программой покупок на свободном рынке с целью ослабления повышательной тенденции процентных ставок, практически наверняка окажет стимулирующее воздействие на потребление и, следовательно, на цены. Даже если домашние хозяйства решат не увеличивать уровень потребления, а вместо этого решат пересмотреть свои портфели и потратят освободившиеся наличные деньги на приобретение недвижимости и финансовых активов, рост стоимости активов в результате таких покупок приведет к понижению стоимости капитала и положительно скажется на состоянии балансов потенциальных заемщиков. Подкрепленное деньгами снижение налогов является по сути аналогом знаменитого вертолета Милтона Фридмана, разбрасывающего деньги.

  Конечно, вместо снижения налогов или увеличения объема выплат правительство могло бы повышать расходы на текущие товары и услуги или даже приобретать существующую недвижимость или финансовые активы. Если Казначейство (министерство финансов) выпустит долговые обязательства для скупки частных активов, а ФРС после этого приобретет на равную сумму казначейские бумаги на вновь напечатанные деньги, то вся операция станет экономическим аналогом прямых операций на открытом рынке с частными активами». [31]

   В качестве опровержения возможного аргумента, что подобная долговая пирамида не может быть вечной и непременно развалится вследствие необходимости погашения процентов, приведу пример идентичной пирамиды Англии, которая рассыпалась не в силу дефолта или неплатежеспособности, но лишь потому, что в результате второй мировой войны появился новый геополитический лидер-колонизатор со своей денежной пирамидой.

   В политику долгосрочных (внешних и внутренних) государственных займов английское правительство начало втягиваться почти сразу после победы "славной революции" 1688 г. Потребность в таких займах резко возросла в период денежной реформы 1695-97 гг. Однако и после успешного завершения реформы правительство продолжало одалживать деньги и к середине XVIII в. Англия стала обладательницей самого большого в Европе государственного долга.

   Историки отмечают, что современников величина этого долга просто ужасала и в печати периодически обсуждался вопрос о том, что будет со страной, если кредиторы вдруг заставят ее выплатить всю эту чудовищную сумму? Однако кредиторы вовсе не собирались требовать все свои деньги сразу. Более того, когда в 1782 г. Англия, потерпев поражение в войне с северо-американскими колониями, обратилась к крупнейшим банкирским домам Европы с просьбой о займе в 3 млн. фунтов стерлингов, эти дома немедленно предложили 5 миллионов.

   Столь высокая степень доверия базировалась, во-первых, на стабильности политического режима Англии; во-вторых, на тех гарантиях по обслуживанию долга, которые брало на себя государство;

  {Фактически, именно Англия - государство, управляемое парламентом, - впервые создала институт государственного долга - системы долгосрочных обязательств, не зависящих от каких-либо изменений во внутренней или внешней политике страны.}

   и, в-третьих, на той пунктуальности, с какой Английский банк в течение многих десятилетий выплачивал постоянные проценты по облигациям государственных займов. Именно поэтому на европейских биржах английские ценные бумаги пользовались значительным и все возрастающим спросом, а их покупка считалась одним из наиболее надежных способов долгосрочного помещения капитала. В результате, продавая свои облигации, Англия могла привлекать для развития национальной экономики свободные капиталы всей Европы, что, в конечном счете, и послужило финансовой основой промышленной революции. Естественно, при этом быстро рос государственный долг, однако еще быстрее росло могущество страны. Поэтому к концу XVIII в., когда экономические успехи Англии стали просто очевидными, даже самые отъявленные скептики начали признавать, что государственный долг является величайшим богатством страны, гарантом ее стабильности и величия.

   В определенной степени можно сказать, что костяк английской экономики XVIII в. составила "финансовая пирамида" - структура, в которой проценты по предыдущим займам выплачивают за счет новых, еще больших, и т. д. Понятно, что структуры такого рода не могут существовать долго и поэтому, как правило, создаются в сугубо мошеннических целях. Однако в отличие от множества подобных однодневок, английская "пирамида" не только просуществовала более сотни лет, но и к середине XIX в. позволила стране "перерасти" свой долг и самой превратиться в одного из крупнейших кредиторов в мире. [32]

  И в заключение хотелось бы привести мнение Н.Старикова.

   Вы никогда не задумывались о том, почему все хваленые экономисты боятся обратного процесса — дефляции? То есть снижения уровня цен, подорожания денег? Потому что в такой ситуации новые деньги не нужны, а значит, не нужна вся та банковская пирамида, что построена на планете начиная с 1913 года. [39]

 Лучше и не скажешь. Либо банковская пирамида, либо дефляция.

 Механизм организации финансового кризиса довольно прост: новых денег не давать, а старые долги потребовать вернуть. Так и была сделана Великая депрессия, по этому лекалу выкроен и финансовый кризис образца 2008-2009 годов. Банки, подконтрольные Джону Моргану и его партнерам, потребовали возврата кредитов. Причем массово и разом. [39]

  Н.Стариков приводит геополитические, а не экономические причины кризиса, те. это борьба за власть и влияние, а не чисто недостатки управления или  пробелы в экономических теориях. И данное объяснение формально выходит за рамки этой книги. 

 Но не привести его нельзя. Не существует просто ни у дефляции Веймарской Германии, ни у Великой депрессии, ни у современной Японии, ни у мирового кризиса 2008-2009 годов иного объяснения. Если конечно не считать таковым традиционную мантру «о диспропорции совокупного спроса и предложения», хотя в такое объяснение не верят и не принимают сами рыночники. По той простой причине, что тогда вся концепция спроса и предложения бессмысленна: как так может быть, что спрос и предложение могут находиться в стационарном неравновесном состоянии? Может эти кривые тогда вообще не пересекаются?

  Поэтому единственное удовлетворительное объяснение достоверно[1] известных случаев дефляции дает Н.Стариков. Причем убедительно, подтверждая и целостной логикой, и фактами. Так, в случае великой депрессии США, целью данной манипуляции были: экспроприация всех запасов золота, установление контроля над банковской системой и промышленностью, проведение денежной реформы глобального значения, т.е. отмена золотого стандарта и введение бумажных денег.

  Тогда как чтобы предотвратить великую депрессию, как и кризис 2008 года, достаточно было просто не допускать безудержную кредитную вакханалию,  что напрямую находится на совести регулирующих органов, т.е. ФРС. Но даже и выход из любой стадии кризиса мог быть намного более мягким, не приводя к огромному количеству жертв, превышающих последствия голодомора и коллективизации в СССР. [42]   

 Что же касается Веймарской Германии и Японии 90-х годов, то относительно мягкая дефляция в них имела иную геополитическую цель. Очевидно, что эта цель предполагала ослабить экономику оккупированных стран и не допустить их бурного экономического роста, одновременно не допустив и антиколониального бунта.

  Поэтому чисто экономических причин кризиса и дефляции, вызванных недостатками системы или модели хозяйствования,  не существует. Инфляционная экономика имеет огромный потенциал и очень  мало оснований говорить о появлении, наконец, серьезных признаков её упадка. Пока миру мил Доллар, а не Бог.

  И даже призрачная вероятность замены доллара на юань, евро, рубль или иену этого принципиального вывода не изменит. Для уничтожения доллара нужна «гипотеза о Боге», а не «многополярность», «справедливость» или даже успех антиколониального антиамериканского движения. Просто после кровопролитной войны появится другая, еще более жестокая и несправедливая метрополия.


 

3.2    Имеющиеся альтернативы инфляционной экономике.

   Будущее общество – общество социалистическое. Это означает также и то, что там вместе с эксплуатацией будут уничтожены товарное производство и купля-продажа, поэтому там не будет места покупателям и продавцам рабочей силы, нанимателям и нанимающимся, - там будут только свободные труженики.

   Как видите, главная цель будущего производства – непосредственное удовлетворение потребностей общества, а не производство товаров для продажи ради увеличения прибыли капиталистов. Здесь не будет места для товарного производства, борьбы за прибыли и т. Д.

   Ясно, что здесь процесс производства принял общественный, коллективистический характер. И так как общественному характеру производства не соответствует частный характер присвоения, так как современный коллективистический труд неизбежно должен привести к коллективной собственности, то само собой ясно, что социалистический строй с такой же неизбежностью последует за капитализмом, как за ночью следует день. [36]

  И.В. Сталин дает четкое, недвусмысленное представление об обществе, которое он строил. В этом обществе нет класса собственников средств производства и все люди – простые труженики, обязанные трудиться. Товарно-денежное обращение заменено на систему распределения благ по труду. Установлена четкая цель общества в целом и каждого его элемента, предприятия, организации: удовлетворение потребностей всех граждан, причем отметим, не капризов, блажи, а именно потребностей. Понятие прибыли при этом отрицается.

  Такой четкой картины нет ни у Маркса, ни у Ленина, ни у социалистов-утопистов. И именно такое последовательное следование исключительно  разумным потребностям общества, желание возвысить их над бытовым уровнем, создать жажду духовного совершенствования и презрение к «вещизму», означает вполне целостное понимание сути поставленной задачи.  Т.е. отказ от мотивации соблазна, что означает дефляционную экономику, вплоть до отмены товарно-денежного обращения за его ненадобностью.

  При этом по факту в СССР использовалась обратная система мотивации[2], т.е. шахтер или квалифицированный рабочий обычно получал больше, чем директор завода, учитель, врач  или народный артист. Хотя над этой системой смеялись все кому не лень, но именно сохранение этой системы почти до самого развала СССР, обеспечивало ей живучесть и наличие правильных людей на многих ключевых постах.

  Здесь уместно будет признать, что я скорее популяризирую идеи Сталина и Евангелие,  чем чтобы я сам открыл что-то новое. И огромная беда, что Сталин не оставил более конкретных рекомендаций, так же как и признание Христа проявилось исключительно в делах, а не в изменении официальной коммунистической идеологии. Для подтверждения тезиса приведу следующую цитату:

  Пребывание в лоне церкви и учеба в духовных заведениях помогли ему понимать психологию верующих и роль священников, а потому его явно раздражала атеистическая пропаганда, которая игнорировала особенности религиозного сознания верующего человека. В своем выступлении 22 октября 1924 года Сталин говорил: «Иногда некоторые товарищи рассматривают крестьян как философов-материалистов, полагая, что стоит прочесть лекцию по естествознанию, чтобы убедить мужика в несуществовании Бога. Они не понимают часто, что мужик смотрит на Бога по-хозяйски, то есть мужик иногда не прочь бы отвернуться от Бога, но его часто раздирают сомнения: «А кто его знает, может, Бог и в самом деле существует; не лучше ли будет ублаготворить и коммуниста, и Бога, чтобы надежнее было для хозяйства». В узком же кругу Сталин значительно резче отзывался об антирелигиозной пропаганде. Давая своему секретарю И.П. Товстухе указания, какие книги подобрать для его библиотеки, он попросил, чтобы тот не брал «антирелигиозную макулатуру».

  Было также известно, что Сталин не разделял требований о ликвидации церкви и религии, которые выдвигались Союзом воинствующих безбожников в качестве ближайших задач. О его негативном отношении к планам запрета религии писал и генерал армии А.В. Хрулев, вспоминая свою беседу с И.В. Сталиным и М.И. Калининым в январе 1943 года. [41]

    Почему Сталин так и не решился объединить свои эмпирические и во многом инстинктивные представления в цельную теорию, отрицающую марксизм, хорошо показывает цитата Ю.И.Мухина: 

  Беда в том, что с помощью учения Маркса до коммунизма добраться невозможно, и Сталин к концу жизни неоднократно говорил: «Без теории нам смерть!» Но, как умный человек, не имея реальной теории, он не отказывался от марксизма – страшно оставить людей вообще без веры. [40]

 Так же уместно привести описание дефляции в послевоенном СССР, в частности денежной реформы 1947 года, в результате которой единоразово была уменьшена избыточная денежная масса и увеличена покупательная способность денежной единицы.

     Заметьте, обесценивание вкладов при Гайдаре будут помнить все до смерти, точно так же будут помнить и об августе 1998 г., но о денежной реформе Сталина, когда у населения в течение нескольких дней из 57,4 млрд рублей (6 млрд. денег погибло или находилось на руках у бывшего противника) было изъято 43,4 млрд (76 %!), никто из стариков не вспоминает со злобой. Это ведь финансовый подвиг!

    Не проводя деноминации рубля, т. е. не повышая его стоимости официально, убрать из обращения 76 % денежной массы – это надо уметь даже задумать такое! 

В результате понижения цен государственной и кооперативной торговли, снижения наполовину цен на колхозных рынках возросла покупательская сила рубля. Повысилось значение заработной платы и денежных доходов колхозников по трудодням в деле стимулирования роста производительности труда. Созданы предпосылки к укреплению экономических рычагов Советского государства.

     В том же постановлении Правительства граждане СССР прочли:

«1. Одновременно с проведением денежной реформы, то есть с 16 декабря 1947 г., отменить карточную систему снабжения продовольственными и промышленными товарами, отменить высокие цены по коммерческой торговле и ввести единые сниженные государственные розничные цены на продовольствие и промтовары.

2. При установлении единых розничных государственных цен на продовольствие и промышленные товары исходить из следующего:

а) на хлеб и муку снизить цены в среднем на 12 % против ныне действующих пайковых цен;

б) на крупу и макароны снизить цены в среднем на 10 % против ныне действующих пайковых цен;

в) на мясо, рыбу, жиры, сахар, кондитерские изделия, соль, картофель и овощи сохранить цены на уровне действующих пайковых цен;

г) на молоко, яйца, чай, фрукты в отмену ныне действующих высоких коммерческих цен и слишком низких пайковых цен установить новые цены применительно к уровню действующих пайковых цен на основные продовольственные товары;

д) на ткани, обувь, одежду, трикотажные изделия в отмену ныне действующих высоких коммерческих цен и слишком низких цен нормированного снабжения, установленного в городах и рабочих поселках, установить новые цены на уровне в 3,2 раза ниже коммерческих цен;

е) на табачные изделия и спички сохранить цены на уровне действующих пайковых цен;

ж) на пиво снизить цены в среднем на 10 % против ныне действующих цен;

з) на водку и вино сохранить ныне действующие цены.

3. Поручить Министерству торговли СССР установить, в соответствии с настоящим постановлением, новые сниженные государственные розничные цены на продовольственные товары по поясам, а также новые государственные розничные цены на промышленные товары для города и деревни.

4. Цены, установленные настоящим постановлением, не распространяются на колхозный рынок и на кооперативную торговлю товарами собственных закупок».

   В данном случае экономистов мира поразило то, что спустя всего два года после войны и после неурожая 1946 г. основные цены на продовольствие были удержаны на уровне пайковых и даже снижены, т. е. практически абсолютно все продовольствие было доступно каждому!

   Такое положение для Запада было и неожиданным, и обидным, напомню, что Англия, разрушенная и пострадавшая в войне неизмеримо меньше, чем СССР, получающая помощь от США, не смогла в 40-х годах отменить распределительную систему и еще в начале 50-х, эта, правда уже бывшая, «владычица морей и океанов» не только мясо и хлеб, но даже вонючую треску распределяла по карточкам. [40]

   Пример дефляции СССР – это единственный прецедент  в мире, когда дефляция означала не кризис и социальное неблагополучие, а наоборот, рост доступности товаров и уровня жизни. Вместе с тем, следует признать, что даже в Сталинском СССР не удалось тенденцию снижения цен сделать устойчивой и самовоспроизводящейся.

  Но, кроме Сталина, есть и другие вроде бы известные и признанные деятели, которые оставили свое видение проблем социализма и экономического развития.

   Например, А.Н.Косыгин.

   Предприятия, отчитывавшиеся в выполнении планов производства по «валу», находили всевозможные способы его увеличить. Например, на хороший дешёвенький детский костюмчик навешивался бархатный галстучек, вследствие чего цена увеличивалась чуть ли не вдвое. Семьям со средним достатком такие вещи становились не по карману, они оставались непроданными, и вся система вырождалась в напрасную растрату труда, денег и материальных ресурсов. «Валовая продукция» в народном хозяйстве быстро росла, а в реальности почти все товары становились дефицитом.

   Единого народнохозяйственного организма в стране фактически не существовало, он был разорван на замкнутые хозяйства монополий – министерств и ведомств, каждое из которых радело исключительно о своих групповых интересах. Поэтому одно министерство везло кирпич со «своих» заводов из Керчи в Вологду, а другое – из Вологды в Керчь, что порождало встречные и излишне дальние перевозки, обостряя и без того острый дефицит транспортных мощностей. [37]

  Резюмируем сказанное:

- В результате локальных интересов предприятий росли цены, и товары становились недоступными семьям со средним достатком по причине ЦЕНЫ,  одновременно эти же самые, по сути, товары становились дефицитом из-за их ФИЗИЧЕСКОГО отсутствия на полках.

- Предприятия склонны задваивать оборот  на галстучках и пуговицах путем повторного учета одной и той же добавленной стоимости на РАЗНЫХ предприятиях, выпускающий один и тот же конечный товар. Однако при этом им выгодно кирпичи возить в рамках ОДНОГО предприятия через всю страну. 

  Иными словами, уважаемый всеми, в том числе и на Западе, деятель в двух абзацах, характеризующих состояние экономики, так изоврался, что выдвинул ей самоисключающие обвинения. Что может быть адекватно воспринято только в случае сознательного вредительства  со стороны самого же Косыгина. Ну, или его полной недееспособности как государственного деятеля.

  Соответственно стоит и вся его критика экономической модели СССР.

  Вот цитата еще одного критика социализма, Анатолия Вассермана

 В социалистической, изолированной от нормального мира, экономике запрет на повышение цен просто смывает товары с прилавка. Их приходится добывать по блату (т.е. доплачивать своим авторитетом), в очередях (доплата временем), у спекулянтов (плата просто деньгами). Так что реальную цену инфляция повышает и при социализме.  [38]

  С этой фразой трудно не согласиться. Это означает, что уже в 60-е годы различие социализма и капитализма стало скорее идеологическим, т.е. внешним, словесным, нежели базисным[3], точнее экономическим. И ценовое регулирование субъектов социалистического снабжения было таким же неэффективным, как и  современных монополий.

    Ибо когда завод или торговая сеть ведут себя, как экономический субъект с собственными интересами, по большому значению не имеет значение, кем они управляются: красным директором или олигархом. Экономическая модель одинакова – максимизация локальной прибыли. И её первейшее следствие – инфляция, стремление максимально повысить цену на свой товар, даже если это приведет к общей экономической депрессии, дефициту и теневой экономике.

   Отметим, что оптимизация прибыли советских предприятий была осуществлена в рамках реформы Косыгина-Либермана, в результате которой социализм был обречен, т.к. «социалистического рынка», как альтернативы не существует, есть либо распределение, либо рынок. Поэтому единожды уступив инфляции и «самофинансированию», уступка в вопросах частной собственности  была уже неизбежной.

  При этом принципиальная невозможность дефляции и снижения цен часто объясняется так называемым «эффектом храповика»

  В макроэкономике «эффект храповика» проявляется в том, что цены легко повышаются, но их практически невозможно снизить, что связано прежде всего с жесткостью номинальной ставки заработной платы (в современных условиях ни рабочие, ни профсоюзы не допустят ее снижения), составляющей значительную часть издержек фирм и, следовательно, цен товаров. [22]

  Таким образом, традиционная экономическая доктрина по умолчанию предполагает, что в случае дефляции должно происходить такое же пропорциональное снижение доходов и зарплат, как и снижение цен. Аналогично тому, что в случае инфляции происходит аналогичное пропорциональное увеличение как цен, так и доходов.

  Но, в отличие от дефляционной, в инфляционной экономике существуют  якоря минимальной заработной платы, которые собственно и удерживают систему от тривиальной кратной индексации всех монетарных измерителей. Т.е. за иллюзию экономического роста расплачиваются те, кто в относительном выражении становится беднее, тогда как сам экономический рост сводится к росту диспропорции между бедными и богатыми.

  При этом в дефляционной экономике для поддержания и неизбежного увеличения подобного расслоения, требуется применение насилия и прямого административного  снижения заработных плат и доходов, что неизбежно означает не только полную дискредитацию материальной мотивации, но и опасный социальный бунт, способный уничтожить всю систему.

  Так же следует отметить, что наличие «якорей» в виде минимальной заработной платы, а так же противоречия развитого экономического центра и хронически отсталой периферии означает, что изобилие рыночной экономики не более, чем миф. Наоборот, она может функционировать только в условиях поддержания такого неравенства, тогда как достижение социальной справедливости немедленно уничтожит всю её мотивацию и весь экономический рост сведет к банальной, но «справедливой» индексации доходов  и цен, которая просто не имеет никакого экономического смысла.

 Тогда как именно дефляционная экономика означает все большую доступность все большего количества товаров для все более широких слоев населения, причем её следует понимать не как сокращение как доходов, так и цен, а как исключительно снижение цен на товары, что вполне возможно и даже логически неизбежно вследствие научно-технического прогресса и роста производительности труда.

  Но такой рост изобилия означает неизбежную демотивацию производительных сил, что может привести к неизбежному развалу системы. Тогда как рыночная экономика совершенно искусственно,  с помощью предложения денег, создает дефицит товаров и недопроизводство, именно с целью поддержания своей устойчивости и высокой мотивации. Единственный дефицит в экономике – это деньги.

  Именно поэтому общество способно перерасти рыночную экономику только внутренне, т.е. когда её мотивационные факторы перестанут приносить желанный эффект, а преобладающая мотивация сведется к нематериальным и духовным факторам. И тогда все невидимые цепи  капитализма и денег исчезнут, как наваждение дьявола.

  Как доказательство этого тезиса приведу цитату Сильвио Гезелля,  которая предельно откровенно описывает магию «благотворного влияния невидимой руки рынка».

   Это именно они, живущие на свете люди, и являются причинами колебаний цен, а также состояния рынка – и рынок есть их инструмент. Разберём, кто есть эти агенты? Да мы и есть. Мы – люди. Каждый, кто приносит на рынок свой продукт, воодушевлён тем самым духом ростовщичества, т. е. – мыслью о том, как бы ему заполучить самую высокую цену за свой продукт, которая нынешняя ситуация рынка только может позволить. И каждый находит нужным оправдывать себя, говоря что-то о рынке, о некоем рынке, который есть как бы сам по себе, тогда как в реальности каждый уже оправдан тем, что эксплуатация ростовщических устремлений всех и каждого всегда является ВЗАИМНОЙ, направленной с ДВУХ СТОРОН. [26]

  Т.е. нужно убить банкира и эксплуататора в себе, а не отвлеченный класс банкиров, эксплуататоров (или евреев, если угодно). И только разделавшись со своим личным соблазном, можно обрести подлинную свободу и социальную справедливость.  
 

Выводы.

   1.  Традиционные экономические воззрения связывают дефляцию исключительно с кризисом, т.е. рассматривают её исключительно как его результат кризиса, а не как полноценную зону функционирования и развития экономики.

    2. Современная экономическая наука не дает никакого удовлетворительного объяснения причин дефляции и методов борьбы с ней, кроме дополнительного предложения денег.

   3. Известные и исследованные случаи долгосрочной дефляции и кризисов имеют геополитические причины и могут быть легко предотвращены или, как минимум, сглажены с помощью дополнительного предложения денег.

   4.  Дефляционная экономика означает отрицание глобальной  власти ФРС  США.

   5. Природа экономического роста инфляционной экономики заключается в увеличении относительного разрыва между богатыми и бедными.
 
[1] Очень трудно обоснованно говорить о дефляции XIX века, так как ни статистики, ни исследований этого вопроса нет. Если не считать таковыми авторов, уверенных в абсолютности связи объемов производства или грабежа золота и серебра с инфляцией или дефляцией.

 Тогда как, вне всякого сомнения, причины резких перманентных колебаний цен при золотом стандарте (как это видно из цитаты С.Гезелля) носили скорее спекулятивный и мошеннический характер, нежели были вызваны колебаниями предложения золота. Вряд ли мировая торговля до создания ВТО и ГАТТ была более справедливой. Как и борьба за власть до создания ФРС.

[2] Дополнительно по теме см [43].

[3] Здесь слово «базисный» употреблено в смысле К.Маркса. Меж тем истинный базис общества не экономика, а Вера. Экономика становится базисом только в отсутствие Веры.
 

4. Модель рыночной экономики.

 


 
 

   Моя философия — это представление человека как существа героического, для которого моральная цель жизни — собственное счастье, самая благородная деятельность — творчество, а единственный абсолют — разум.

Айн Рэнд о книге «Мы – живые»
 

  Уходите без оглядки от любого, кто скажет вам, что деньги – зло. Эти слова – колокольчик прокаженного, лязг оружия бандита. С тех пор как люди живут на земле, средством общения для них были деньги, и заменить их в качестве такого средства может только дуло автомата.

Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» [53]
 

  Для моделирования рыночной экономики, но уже несколько с иной стороны, снова представим себе замкнутую систему (необитаемый остров) с тремя обитателями: земледельцем, скотоводом и портным.

  Для возможности осуществления расчетов снабдим каждого из обитателей сундуком золота и наложим страшное ограничение: рассчитываться между собой они могут только в денежной форме, натуральный обмен строго воспрещен.

  Из этого простого ограничения сразу следуют четыре вывода:


 

1. Произвольность цен и пропорций обмена.

   Иными словами масштаб цен не имеет значения, в случае справедливого обмена, независимо от цены единицы продукции каждого производства (зерна, одежды и мяса), у каждого из производителей в итоге окажется все тот же полный сундук с золотом. Цены влияют только на  количество обмениваемого золота в течение экономического цикла.    

    Таким образом, в случае справедливого обмена, золото вообще не нужно, оно нужно только в случае обмена несправедливого, приводящего к перераспределению богатства.  Можно вообще сделать фундаментальный вывод: функция золота в экономике принципе сводится к узурпации богатства и власти.

    Так же этот вывод дает правильное понимание происходящему произволу на товарных и валютных биржах, где без всяких видимых причин происходят обвалы и необъяснимые приросты (например, движение нефти с 40 долларов за баррель до 200 и обратно в течение нескольких лет, причем не один раз). То же самое касается валют и беспомощности предсказаний рейтинговых агентств, когда одни валюты и экономики без видимых причин коллапсируют,  другие же, с гораздо большими диспропорциями, прекрасно существуют и демонстрируют «чудеса».

  Все это следствие того, что не существует «научно обоснованных цен» на зерно, одежду и мясо (как в нашей модели), они есть предмет торга между обитателями, участниками экономических отношений. И результаты этого торга, как в модели, так и в реальной жизни, никакого  отношения к справедливости не имеют и зависят лишь от умения и возможности субъектов торговаться. А точнее от произвола тех, кто способен навязать свою волю остальным. Отсюда второй вывод:

 

2. Необходимость исключительно денежного обмена приводит к обязательному перераспределению богатства в обществе

  Как это происходит? Рассмотрим наших трех производителей. На первый взгляд все они находятся в равных условиях, для строгости вывода можем предположить, что ни один из них не имеет возможности производить замену товарам своих партнеров. Т.е. земледелец производит ТОЛЬКО зерно, скотовладелец – ТОЛЬКО мясо и шерсть, портной – ТОЛЬКО одежду и обувь.

  Однако сразу очевидно, что если земледелец может на неограниченно длительный период полностью воздержаться от удовольствия есть мясо, и достаточно долго, как минимум несколько экономических циклов, воздерживаться от обновления гардероба, то скотовладелец и портной обязаны питаться сами и кормить своих животных в течение каждого экономического цикла.

  Т.е. при прочих равных условиях, тот, кто контролирует сырьевые рынки (а в наше время это, прежде всего, энергетика, во-вторых - продовольствие), тот имеет возможность перераспределения общественного богатства в свою пользу.

  Этот простой вывод почему то игнорируется любыми макроэкономическими моделями, что наводит на мысль об их заангажированности.

  Если говорить общепринятыми терминами «экономикс», графики спроса и предложения существуют для каждого из продуктов модели: зерна, мяса и одежды. Однако, масштаб цен в них абсолютно произволен, за 1 кг каждого из продуктов можно отдавать как 1 кг, так и 1 г золота, результатом этого будет лишь синхронное движение кривых спроса и предложения на всех графиках.

  Что же касается вывода о перераспределении богатства, то, оказывается, не существует никакого «равновесного», «научного» или «обоснованного» положении этих графиков,  каждый из них может быть сдвинут в ту или иную сторону в результате торга обитателей. Наиболее естественным в данном случае будет завышенные цены на зерно и минимальные на одежду и мясо, в результате чего сундуки портного и скотовладельца быстро опустеют и их содержимое перейдет к земледельцу.


 

 Это и есть третий вывод:

3. В замкнутой системе в результате ограничения на проведение расчетов только в денежной форме результатом является концентрация богатства в одних руках.

  При этом, после того, как все три сундука золота сконцентрированы в руках земледельца, надобность в расчетах золотом вообще исчезает. Зачем открывать сундуки, если все золото и так принадлежит землевладельцу? Золото становится бесценным, поскольку цены на него диктует его единственный владелец, и ненужным, поскольку оно более не используется как средство платежа.

  Точнее говоря, оно выполнило свою нелицеприятную функцию экономического порабощения и превратилось в ничто, чем всегда и было.

  В случае обитателей острова это означает,  что они превратились в пролетариат у единственного капиталиста, полностью утратили контроль над производством и получают теперь заработную плату, а не прибыль. Очевидно, что зарплату лучше всего платить для земледельца не золотом, а талонами на питание.

  В случае, если обитателей острова рассматривать, как вложенные системы, как государства со своими экономиками, то после концентрации золота в одной из них логичным является переход на бумажную или «валютную» («ценностную») систему расчетов. При этом ключевыми являются бумажки земледельца, обладателя золотого запаса, бумажки порабощенных экономик привязываются к этой исходной валюте и по сути являются производными валютами, созданными фактически лишь для потакания их национальной гордости. В случае попытки выхода из этой системы, такую страну ждет неизбежный дефолт (требование расплатиться по долгам, базовой валютой или золотом) и экономическая изоляция, что в условиях контроля земледельцем сырьевых ресурсов означает физическую смерть скотовладельца или портного.

  Вот, что пишет по этому поводу Сильвио Гезелль:  

   Если рынок есть дорога для обмена продуктами и товарами, то деньги - это таможня, взимающая дань, построенная на этой дороге. Шлагбаум для товаров открывается, если только платится пошлина. Пошлина, дань, прибыль, процент на используемый капитал... называйте это как угодно, вот условие при выполнении которого товары могут быть обменяны. Нет дани, нет обмена. [26]
 

  Может возникнуть вопрос, а как объясняет эта модель существующие диспропорции в экономике США, возможное отсутствие золотого запаса в Форте-Нокс, огромный бюджетный дефицит и внешний долг.

  Дело в том, что мы просто не видим всего баланса доходов и расходов субъекта, частью которого является США. Иными словами, вряд ли открою Америку, если скажу, что многие (если не большинство) российских и украинских фирм, если судить по их официальной отчетности, имеют катастрофический дефицит денежных средств, хронические убытки и выживают исключительно за счет сердобольных акционеров, из неведомых альтруистических побуждений беспрерывно финансирующих их из собственного кармана, даже не мечтая о дивидендах.

  Думаю, всем ясно, что ни о какой филантропии и убытках речи не идет, просто деньги выводятся из предприятия по одной из возможных схем оптимизации налогообложения и реинвестируются обратно, зачастую в виде «иноземных инвестиций». Причем даже банкиры на эту липовую убыточную отчетность не обращают никакого внимания.

  Почему же абсолютно идентичная ситуация глобального мошенничества в США вызывает вопросы? Так же, как и любая корпорация, США имеют официальный и неофициальный бюджет. Как и в любой корпорации, значительная  часть доходов скрыта, поэтому декларируемые доходы бюджета США составляют 20-40% от их общей суммы. Тогда как расходы имеют иную пропорцию, по всей видимости, 60-80% от общей суммы. Хитрые собственники корпорации расходы на государственную машину, аппарат принуждения во всем мире – армию и флот, НИОКР и космические программы переложили на государство и записали в долг американскому народу. На себя они, скорее всего, взяли расходы на содержание СМИ, революции и частные войны, что составляет остальные 20-40%.

 Эта американская корпорация является неотъемлемой частью их экономического и политического могущества и обеспечивает вполне реальный и адекватный затратам приток денег. Поэтому совершенно ясно, что банкротить США нет никакого смысла, впрочем, как и позволять слишком жировать. В полной аналогии с корпорацией: при всех видимых убытках на зарплату и оплаты поставщикам деньги всегда найдутся, но всегда в обрез и только после очередного унизительного  распинания топ-менеджера перед собственником. Подобную процедуру весь мир наблюдал накануне 2  августа 2011 года.

  И точно так же, как собственнику корпорации наплевать на суммы убытков в налоговой отчетности,  так и собственникам корпорации Америка наплевать на убытки в официальной бухгалтерской отчетности США.
 

Но есть и четвертый вывод, тесно связанный с предыдущими.

4. В природе не существует никакого «экономического равновесия», есть лишь затухание

  Логика здесь следующая. В обществе homo economicus непрерывно идет «оптимизация затрат», основанная на концепции «редкости ресурсов». Эта оптимизация затрат считается главным достижением рыночной экономики, позволяющей «наиболее эффективно использовать редкие ресурсы планеты для удовлетворения потребностей человека». Это – основная идеология «экономикс», как, впрочем, и всей западной экономической доктрины.

    Здесь следует развеять миф, скрытый в слове «редкий». Это слово неуместно в условиях неуклонного роста производительности труда, так как он способен компенсировать недостаток любого природного ресурса. В терминах К.Маркса, любые производственные затраты есть затраты исключительно человеческого труда, при неограниченном росте его производительности изобилие товаров математически неизбежно.

  Но главное заблуждение доктрины заключается в том, что  существует экономическое равновесие. Доказательство его существования приводится на основании моделей «спроса» и «предложения» любого параметра или ресурса, которые формируют его «равновесную цену» на пересечении соответствующих кривых.

  Как мы уже видели, земледелец фактически диктует цену на рынке нашего острова, как продавец зерна, так и как основной «платежеспособный» покупатель на рынке мяса и одежды. О каких «равновесных ценах» идет речь?

  Но и это ещё не все. В торговой войне участвуют все трое, точнее все агенты рыночной экономики, сохранившие ту или иную степень независимости. А что это значит? Это значит, что они «оптимизируют» свои издержки, а именно, что они ходят в лохмотьях, недоедают, лишь бы «сэкономить» и выиграть или хотя бы протянуть подольше в этой торговой войне.  Но даже если на острове остался только один капиталист, самым логичным его шагом является до предела оптимизировать зарплату своим служащим, что тоже означает затухание.

  Т.е. хваленая «оптимизация затрат» и «эффективность использования редких ресурсов», в итоге всегда сводятся к банальному вырождению. И это необъяснимое обычным разумом вырождение есть прямое логическое следствие ограничения чисто денежной формы расчетов между контрагентами.  В результате, все экономические агенты производят и потребляют значительно меньше, чем могли бы при более разумной организации производственных отношений. Т.е. не экономя свои избыточные ресурсы.

  Таким образом, обычная «равновесная» модель в результате МИНИМИЗАЦИИ затрат всегда стремится к вырождению, или затуханию, пока все богатство не сконцентрируется в одних руках. Далее следуют отношения НЕРЫНОЧНЫЕ, отношения владелец капитала – пролетарий, но тоже затухающие.

   Рассмотрим теперь, может ли вывести модель из затухания научно-технический прогресс. Как было показано в первой главе, в большинстве   макроэкономических моделей предполагается, что именно этот фактор ответственен за развитие.

  Предположим, что земледелец придумал усовершенствование, позволяющее увеличить продуктивность труда в 3 раза. Что это значит? Это значит, что теперь он работает на своем поле не 300 дней в году, а 100. Да чего там мелочиться – 15 минут в год!

  Что даст это достижение обитателям? А ничего. Спрос то не вырос! И цену снижать земледелец не собирается. Больше того, он ещё и поднять их может, как-никак нужно же отбить инвестиции.

  Иными словами в замкнутой экономике, какова и есть наша планета, научно-технический прогресс не имеет никакого влияния на объем производства при  рыночных условиях хозяйствования.

  Его результат приводит лишь к тому, что процесс труда становится более приятным, земледелец теперь может работать в поле 15 минут в год, а в остальное время  бездельничать. Но даже предложить новые, более дорогие и изысканные продукты, если прогресс сводится к созданию новых вещей, ему некому и незачем. Все это не приведет к росту его прибыли, если она уже максимальна.

  Те же самые выводы можно сделать и относительно скотовладельца и портного. Рост производства будет только в том случае, если оптимизация ресурсов прекратится и все начнут покупать товары друг друга в больших количествах.

  Т.е. для выхода рыночной экономики из неизбежного вырождения, необходимо перераспределение богатства в одни руки, введение фиктивной денежной единицы и создание искусственного денежного предложения и потребительского ажиотажа, вызванного соблазном и разного рода страшилками. Например, «обесцениванием денег во времени» или «вмененными издержками».

  Данный вывод противоречит некоторым современным воззрениям на экономические циклы, подобно Кейнсу предполагающим, что экономика действительно неравновесна, в ней чередуются периоды спада и подъема, но путем небольшой корректировки в виде грамотной государственной политики, этот недостаток  вполне устраним.

  Однако, никакие государственные вливания не способны поддерживать в долгосрочном, а тем более супер- долгосрочном периоде надлежащий уровень спроса, способный уверенно преодолевать склонность рыночной экономики к самовырождению.

   Все это подчеркивает и подтверждает главный вывод, который можно назвать «страшной военной тайной капитализма»: БЕЗ РЕГУЛЯРНОЙ ДЕНЕЖНОЙ ЭМИССИИ, НЕПРЕРЫВНО СТИМУЛИРУЮЩЕЙ СПРОС, РЫНОЧНАЯ ЭКОНОМИКА НЕ ЖИЗНЕСПОСОБНА.

  В терминах данной работы этот вывод можно переформулировать так: современная квазирыночная экономика недееспособна без постоянного  небольшого уровня инфляции.

  Общепринято считать, что небольшой уровень инфляции «снижает остроту ликвидации неизбежных возникающих экономических диспропорций».

   Но на самом деле, инфляция нужна лишь для того, чтобы экономическая система попросту не развалилась. Рыночная экономика имеет инфляционную природу.

   Или так: рыночная экономика и инфляционная экономика  - слова, значения которых тождественны.

     Кстати это проливает свет на суть экономики позднего Советского Союза: само наличие инфляции означало преобладание в ней рыночных механизмов над распределительными и административными.

        Причем слово «рыночная» не совсем корректно, потому что формирование цен и спроса на ключевые ресурсы формируется административно, через экспертов или специализированные биржи или «фиксинги» (или государственными чиновниками, как в СССР). Поэтому применение этого термина не должно вводить в заблуждение насчет мнимой децентрализации управления экономикой.


 
 

Выводы к главе:

1. Золотой стандарт служит исключительно для концентрации богатства и влияния.

2. Рыночная монетарная экономика без стимуляции всегда стремится к вырождению в результате «оптимизации затрат».

3. Рыночная экономика имеет инфляционную природу, причем инфляционный характер имеет безусловный приоритет над рыночностью и децентрализацией, которые в значительной мере являются не совсем адекватными стереотипами.

4. Единственной известной альтернативой рыночной экономике предполагается насилие.
 

 

5. Дефляция – не тупик, а выход.

 
 

                                                                                        Сложный – значит ложный.


 

 5.1 Суть инфляционной экономики.

     Анализ разнообразных экономических моделей позволяет сделать вывод, что они малополезны для понимания взаимосвязи экономического роста, прогресса и уровня потребления. Более того, они скорее запутывают, создают видимость наукообразия, сложности, нежели проясняют хотя бы одну причинно-следственную взаимосвязь.

  Традиционно, причина невнятности экономических теорий кроется в размытости применяемых терминов, в возможности их неоправданно широкой или слишком узкой трактовки, что позволяет создавать туман сложных для понимания формулировок, а затем ещё больший туман для разъяснения уже сказанного.

  К примеру, что такое рост ВВП? Казалось бы, этот термин совершенно очевиден: это рост ценности продукции, произведенной в определенной местности в определенное время. Чем больше эта валовая продукция, тем благополучнее экономика в этой местности и счастливее люди.

  Чувствуете подвох? Это достаточно спорное допущение, которое даже не анализируется, как будто его вовсе и не существует. Меж тем, без этого допущения любая современная экономическая модель попросту рассыплется. Поэтому нужно четко понимать ограничения современных экономических моделей, их сфера применимости достаточно узка, точнее ничтожна.

  На самом деле ВВП, а тем более его рост, понятия в высшей степени неопределенные. Все зависит от эксперта, от его профессионального суждения, методов оценки, используемых критериев. Ведь в ВВП включается номинальная стоимость только монетизированных отношений, тогда как степень монетизации процессов в обществе может кардинально отличаться.  И это помимо проблем, связанных с инфляцией,  с несопоставимостью, как самих товаров, так и используемых для оценок денежных единиц, которые в разные времена кардинально отличаются. Есть сложности и в методах фиксации «рыночных цен», какую цену из выборки возможных вариантов считать обоснованной.

  Например, график беспрецедентного роста ВВП за 200 лет истории США безусловно означает лишь рост уровня монетизации общественных отношений и общий рост денежной массы.


 


 
 

Источник – The Economist [48]


 

  Тогда как обоснованно говорить о неуклонном росте благополучия американцев нет никаких оснований. Да, формально нынешний ВВП США в десятки тысяч раз выше ВВП, произведенного в 1812 году.

  Но это так лишь потому, что большинство фермеров 1812 года за продуктами ходили не в супермаркеты, а на охоту и на огород. Точно так же и корм для тогдашних автомобилей рос вдоль дороги, а не только на АЗС. Детей воспитывали родители, никому и в голову не приходило нанимать гувернанток, прислугу для уборки дома или носить вещи в химчистку. За исключением разве что немногих богачей.

  Если все это как следует монетизировать, например, оценить в долларах преимущество от воспитания детей любящими мамами, а не вертихвостками-гувернантками, то баланс существенно изменится. Вряд ли в 1812 году американцы питались и одевались намного  хуже, чем сейчас.  Да, приходилось более напряженно работать, но ведь это только свидетельствует, что стоимость произведенного ими продукта нашими современниками-экономистами  явно недооценена.

  Ведь если следовать логике, что рост производительности труда неизбежно сокращает затраты труда и стоимость вещей, то логично ожидать, что через 200 лет стоимость вещей должна быть очень низкой, хотя их количество на душу населения примерно таким же. Несколько повыше, конечно,  но не намного, так как больше одного обеда за раз не съешь и больше одних штанов не наденешь. Причем общая стоимость всех благ должна быть ниже 1812 года, так как ожидаемое снижение цен  явно больше роста количества товаров.   Однако такое предположение, достаточно обоснованное для среднеамериканского ковбоя 1812 года нас явно повеселит. Мы давно привыкли к тому, что цены могут только расти.

   Вторым фактором, уравнивающим ВВП разных периодов, является то, что в современном мире, несмотря на видимое изобилие дешевых товаров, их качество весьма посредственное. Тогда как подлинно качественные вещи, будь это пища, одежда, оружие или техника, стоят достаточно дорого и недоступны широкой массе. Т.е. если сделать поправку на качество, «натуральность» и «эксклюзивность»  валового продукта 1812 года, то дисбаланс уменьшится ещё больше.

 А если помимо  вышеперечисленного ввести поправки на экологическую вредность современных производств, сельского хозяйства, выхлопов автомобилей, нефтескважин и ГМО-технологий. Если учесть все минусы для здоровья от малоподвижной жизни в городе, в четырех стенах офиса или квартиры и сравнить все это с привольной жизнью в собственном доме на первобытной природе, в которой ещё нет никаких «токсинов», то вывод будет шокирующим: никаких оснований для строгой уверенности в существовании  экономического роста  не существует в принципе

 Да, современный американец обладает автомобилем и мобильным телефоном, компьютером и телевизором. Но какие есть основания считать, что этот набор дороже, чем конь и отличная телега, пара породистых почтовых голубей и старинная икона?

  Они содержат больше человеческого труда?  Точно нет, современные достижения в производительности труда позволяют уверенно сказать: в современной продукции удельное количество пота пролетария много меньше, чем 1812 году.

  У неё выше потребительская стоимость? Вряд ли, в 1812 году добрый конь с телегой был действительно «не роскошь», а в наше время без всех этих перечисленных предметов развлечения и досуга городскому человеку легко обойтись.

  Подобная логика может показаться странной. Ведь внутренне мы все-таки чувствуем, что экономика за указанный период сделала большой шаг вперед, все сильно изменилось. Однако это «внутреннее ощущение» не может быть предметом науки, «жить стало лучше, жить стало веселее» сводится к эмоциям, ощущениям, чувствам, но не к материальным вещам, которые либо есть, либо их нет. Ниже мы увидим, что это не случайно.

  Чтобы нечто сравнивать, нужен критерий. Так марксизм предполагает, что главным критерием ценности является человеческий труд. Соответственно, чем больше народу трудится, тем продукт больше, что и постулируется в таких моделях, как модель Солоу.

  В них главным источником экономического роста предполагается демографические факторы. Однако даже беглое знакомство с проблемой позволяет увидеть несостоятельность такой посылки. Во времена К.Маркса нормальным считался 12-часовый труд при шестидневной рабочей неделе. Хотя и 18-часовый труд без выходных не был редкостью. Тогда рабочие мечтали не о пиве перед телевизором, а об элементарной возможности просто выспаться. Не говоря уже об эксплуатации 8-летних, а иногда и 6-летних детей, которых сейчас в этом возрасте не всегда успешно учат, что корова таки мукает, а утка крякает.

 Иными словами подобная эксплуатация по сравнению с современной 5-дневной рабочей неделей и 8-часовым рабочим днем позволяет компенсировать как минимум двойное или даже тройное отставание в численности населения.

  Так же не мешает учесть, что на предприятиях 19 века количество бухгалтеров и надсмотрщиков, несмотря на отсутствие  компьютеров и видео-камер (а может благодаря?) было значительно ниже, чем сейчас.

  Все это позволяет сделать вывод, что если критерий К.Маркса верен, то ВВП должен плавно снижаться с 19 века, так как  количество общественно полезного труда пролетария непрерывно падает, как в единице продукции, так и в целом.

  Но так как он все-таки растет, то критерий ценности в виде человеческого труда попросту неверен.

  Монетаризм предполагает иной критерий – деньги. Будто бы деньги означают рост, а рост создает новые деньги. При этом не имеет значения уровень цен и номенклатура товарной продукции, важно, что богатство все время номинально увеличивается. Хотя некие якоря в виде минимальных зарплат и цен на определенные товары первой необходимости, конечно, нужны, они создают точку отсчета на шкале благополучия.

  При этом любые диспропорции, ошибки и недостатки легко устраняются все новым потоком денег, означающим непрерывное и неуклонное движение к всеобщему благоденствию. Единственным препятствием в этом движении являются некие чуждые и тоталитарные режимы, т.е. геополитические факторы, но развитие этой темы выходит за рамки данной книги.

  В рамках монетаризма рост ВВП тождественен росту денежной массы, тогда как сопоставление полезности, потребительской ценности, количества труда или прочих критериев является неактуальным. Даже если весь рост ВВП основан на успехах исключительно виртуальной экономики, факт монетизации достаточен для признания общественной полезности указанной продукции.

  Разумеется, такой легковесный подход не может не вызвать справедливую критику трезвомыслящих экономистов. Но, к сожалению, правы не они, а именно монетаристы.

  Просто последние  не все до конца говорят или осознают.

  Какой главный критерий с точки зрения «homo economicus»? Человека рационального и разумного, непременного участника любой экономической модели? Без которого современная экономическая наука превращается в горстку пепла, так как все её теории и модели иной мотивации, иной модели поведения не предполагают?

 Его цель – потребление. Но не просто потребить как можно больше. Человек экономический предполагает умное потребление: ему неинтересно съесть полторы тонны брюквы. Он желает потребления комфортного, эстетического, тонкого и изящного. И даже морального, чтобы в этом потреблении была и польза и высший смысл. Т.е. он даже не против некоторой необременительной морали, которая способна дать ему чувство правоты и спокойствия, уничтожить кроющиеся в душе сомнения в нелепости подобных «ценностей/стоимостей» и подозрения, что есть и ценности иного рода.

  Причем нельзя сказать, что homo economicus ненавидит  труд. Если труд дает возможность реализовать свои представления об идеальном потреблении, он не только готов победить свою лень, но и быть очень деятельным и активным. И только добившись всех возможных призов, он склонен впадать в леность и «почивание на лаврах».

  Именно такие его свойства порождают высокомерное отношение к свинье: что она понимает в потреблении? Что она понимает в соблазне?

  Просто странно, что подобные удивительные особенности человека экономического не были до сих пор исследованы. По крайней мере, не стали общим местом в научных работах. Между тем это именно та печка, от которой строится вся экономическая наука.

  Немного повторимся. Цель человека экономического –  личное потребление, точнее счастье, удовольствие, мечта.

  Таким образом, главным критерием в рыночной экономике является количество удовольствия, которое, так или иначе, отражает ВВП. Ибо раз «уплочено», то не важно нравится или нет, но получите удовольствие.

  При этом крайне важно для понимания то, что для удовольствия не обязательно нужно иметь «физическую» причину или материальную форму потребляемого товара. Наоборот, именно виртуальность позволяет оторваться от жестких ограничений в пользу бесконечного удовольствия. Соответственно и фишки в этой игре не имеют значения, то ли это «поинты», то ли очки, то ли доллары. Важны лишь процесс их собирания и возможность перехода на новый уровень.

 Отсюда следует, что просто идеальным для такого рода модели поведения человека является монетаризм и современная капиталистическая система.

 А как Вы думали? Создать экономическую науку о поведении человека и не ответить на вопрос о смысле жизни? И экономическая наука торжественно молчит, что главным смыслом жизни человека, является собирание денежных фишек. Хотя о последнем уровне этой игры лучше не думать, все равно не дойдешь.

  Причем эта логика имеет серьезный и глубокий смысл, презрение к ней не должно умалять величия замысла.

  Если смысл жизни – удовольствие, счастье, то к чему тогда нужно стремиться?  В чем идеал человека?

   Если человек обожает удовольствие физическое, то идеал человека – наркоман. При условии надлежащей заботы, доступа к наркотикам и отсутствия моральных мук, наоборот, в случае всеобщей зависти и одобрения к такому жребию, - что может быть лучше? Бесконечный кайф, прерываемый сном, обедом и легкими прогулками, а так же мгновенная смерть от передоза.

  Если человек предпочитает наслаждения умственные или духовные, добро пожаловать в виртуальный мир компьютерных игр и интернета! Здесь каждый может стать великим художником, бизнесменом, супергероем или полководцем. На худой конец просто поливать грядки или разводить людей, как кроликов.

  Что деньги для подобных людей? Лишь фишки в игре, где главное, что они приобретают – это чувство победы, радость от сбывшейся мечты, ощущение собственной незаурядности, а самым бестолковым и неудачникам  – просто чувство свободы или способ убить время. И все это за весьма скромную плату.

  К сожалению, очень немногие экономисты (например, С.Гезелль [26]) понимают, что рыночная экономика – это экономика соблазна, а измерять соблазн можно только необеспеченно валютой, потому что рост его бесконечен.

  Примеров этого утверждения масса. Люди давно не покупают вещи, они покупают соблазн. Например, мобильный телефон первоначально был замечательной, хоть и недешевой вещью, настоящей палочкой-выручалочкой для руководителя. Появилась возможность спокойно ехать на любую встречу или проверку, имея связь с офисом и владея ситуацией в организации. Сейчас же эта игрушка служит скорее для того, чтобы студенты на лекциях отправляли друг другу сообщения, вместо того чтобы учиться, или чтобы домохозяйка не прерывала обсуждение последних сплетен не только на кухне, но и за рулем автомобиля. О злоупотреблениях начальства с мобильным телефоном и так  понятно, надеюсь многие заметили, что полноценные выходные дни больше не существуют.

   Т.е. общественная полезность такой прекрасной вещи, как мобильный телефон не только снизилась, несмотря на целый ряд  дополнительных функций, но и явно становится отрицательной. Люди все реже разговаривают друг с другом традиционным способом, а использование телефона все более становится лишь средством потакания дурным привычкам. И нередко появляется мысль, что до изобретения мобильного телефона, мир был лучше.

 Другой пример – автомобили. Собственно их свойства как средства передвижения давно никого не волнуют. Более того, есть прямое опасение, что чем дороже автомобиль, тем он опаснее, так как мелкосерийная или ручная сборка всегда менее качественна[1].  Но покупая автомобиль, люди покупают, прежде всего статус, положение, удовольствие, одним словом «понты», но не чисто материальную вещь. А для учета количества «понтов» идеальным средством является доллар.

  Таким образом, наиболее точная интерпретация кривой роста ВВП США – рост количества «понтов» американцев в долларовом выражении. И эта формулировка строго научна, хотя и не кажется такой. Понты монетизированы, а значит их существование не вызывает сомнений для модели  homo economicus.

  Именно производство монетизированных понтов является основной индустрией инфляционной экономики. Т.е. ценность создает не удовлетворение потребности, а  как раз наоборот создание её на пустом месте, разжигание жажды и страстного желания обладания чем-то запретным и недоступным для других. (И уж точно не труд.)

  При этом средством достижения этого эффекта является чистая манипуляция, создание искусственного дефицита,  ощущения элитарности, избранности и эксклюзивности для манипулируемых потребителей. Именно таковы особенности продажи эксклюзивных автомобилей, косметики и парфюмерии, произведений искусства и ювелирных украшений. Их ценность для потребителя была бы гораздо ниже, если бы эти товары были бы в открытой продаже.

  Вот по этому поводу цитата С.Гезелля:

  Если человек хочет приобрести/достать что-то, и если так получается, что желаемый предмет находится в руках другого человека, и никаким иным образом этот предмет у него забрать невозможно, то обычно нуждающийся склонен что-то предложить владельцу этого предмета в обмен - или, грубо говоря, как-то соблазняет его на отдачу этого предмета через обмен на то, что у него есть. Другими словами, нуждающийся соблазняет имеющего, предлагая последнему обмен. Причём, соблазнять первый второго должен даже тогда, когда второму этот предмет, возможно, вовсе и не нужен. Может так статься, что второй находит в обладании этим предметом какую-то особую гордость, либо просто не склонен с ним расставаться просто так, либо - готов, но только в обмен на что-то другое; разумеется, мы не рассматриваем тот случай, когда второй хранит предмет просто для того, чтобы отдать в какое-то время его тому, кому он будет просто полезен. Так бывает, но очень редко. Чаще бывает по-другому: чем острее нужда первого в предмете второго человека, тем более "высокое", более невыполнимое требование в плане обмена заломит второй. [26] 

И ещё несколько соображений по поводу экономики соблазна.

  1. Соблазн может только расти или умирать, но никак не уменьшаться. Поэтому инфляция и рост естественны для экономики соблазна, а вот дефляция означает её быструю и неотвратимую смерть. 

  2.  Так как владение тем или иным числом фишек-долларов само по себе ничто, главным конечным призом в общем виртуальном соревновании является место в долларовой иерархии: сколько человек осталось позади и завидуют чужому успеху. Т.е. возможность поиметь других – доминантная мотивация homo economicus. Без неё невозможна элитарность, так как сама суть элитарности – отношения, построенные по принципу  «кто кого имеет».

  3.  Верхушка этой экономики (последний уровень игры) сохраняет инкогнито, вверху публичной табели о рангах рубаха-парень Билл Гейтс, интеллектуал  У.Баффет, трудяга Л.Миттал. или везунчик М.Цукенберг. Само наличие большого числа иностранцев в топ-списке иерархии подсказывает: этот уровень последний для «пользователей», следующий уровень – для «админов» системы.

   А для админов игры ни стен, ни недостатка боеприпасов, аптечек или денег не существует.

  4. В некоторых более ранних статьях я высказывал идею, что рост производительности труда означает все большую доступность товаров, в результате чего товарно-денежное обращение исчерпает само себя и будет заменено административным распределением.

   Должен признать, что хотя здравое зерно в этом есть, для инфляционной экономики это абсолютно неверно. В экономике соблазна в принципе не имеет значения себестоимость вещей, имеет значение лишь соблазн, а он может только расти. Следовательно, в рамках модели человека  homo economicus, подобный сценарий отмены товарно-денежного обращения, увы, невозможен.

 

 


 
 
 

  На данном графике показана зависимость степени неудовлетворенности (соблазна) в зависимости от реального доступного объема благ для потребителя. Из него видно, что уровень неудовлетворенности имеет явный минимум, который находится сразу после удовлетворения основных жизненных потребностей человека, связанных с физиологией и безопасностью.

  Дальнейшее увеличение благополучия ведет только к дальнейшему росту неудовлетворенности человека, в этом месте графика с полным основанием могущей быть названной соблазном.

   При этом рост соблазна и богатства фактически бесконечен. Его уровень может даже превысить жажду и голод, вызванные реальными физиологическими причинами.  При этом в случае исключительно материального наполнения богатства неизбежен крах, война или катастрофа,  когда материальные ресурсы роста благополучия будут истощены. Если вернуться к модели с золотом и тремя обитателями острова из главы 3, это происходит, когда все золото сконцентрировалось у одного из них, все остальные порабощены, и всякая мотивация к развитию и экономическому росту исчезает, вместо которой возникает исключительно мотивация к революции.

  Но в условиях изощренного физического самоубийства и самоустранения из жизни homo economicus и переноса всей этой бессмысленной кривой в виртуальную сферу, возможности роста соблазна и порождаемой им монетизированной ценности фактически бесконечны. Рост стоимости соблазна дает фактически бесконечное обеспечение для доллара. Так же как и гораздо более мощный мотивационный стимул,  нежели стимул к революции, социальной справедливости и уничтожению глобальной системы порабощения. Двум порабощенным обитателям из главы 3 просто некогда думать о таких вещах.

   Поэтому инфляционная экономика, она же экономика соблазна, абсолютно сбалансирована, логична и последовательна. В ней нет никаких формальных противоречий. Она почти бессмертна.

  Если бы не гипотеза о Боге.
 
 

 5.2 Дефляция – не тупик, а выход.

   В чем главное противоречие монетаризма? В том, что человек – это не просто умная, но приземленная свинья, а принципиально иное высшее и духовное существо, целью которого является соревнование в виртуальных битвах, т.е. борьба в мире Духа.

   Т.е. что человек будто бы сделал огромный шаг над животным миром, заменив борьбу за выживание на собирание фишек-долларов, отменив прямое убийство, но заменив его изощренным самоубийством, раздув свою алчность и жажду до возможного предела.

  Хотя это точно такой же тупик, как и прогресс в эпоху динозавров. Когда физическая сила, доблесть и спартанское воспитание молодежи достигли своего логического предела. Когда обитатели земли стали грозными бронированными машинами, безумно храбрыми и жестокими, а среди детей выживал один на миллион, но это всегда был идеальный боец, достойная смена своих родителей. Это был Великий тупик культа тела, культа личной физической силы и храбрости.  Совершенство и прогресс понимались, как стать физически больше, сильнее, ловчее и беспощаднее.

  Как известно из того тупика выходом оказалась полная перезагрузка обитателей Земли.

  Современный мир построен на любви, которая побочным эффектом дает своим обитателям слабость: все звери, а тем более их царь, гораздо менее отважны и жестоки, склонны к пощаде и намного более жестко ограничены в возможности размножения и физического роста, чем их предшественники.

  При этом главной ареной борьбы нашей эпохи установлен духовный мир, а не мир физического  совершенствования. Однако и мир примитивных виртуальных удовольствий так же противен замыслу Создателя, как и предыдущий примитивный мир культа тела.

  И он уничтожит его, хотя формально к тому и нет никаких причин: homo economicus так же хорош и живуч, как и его предшественник динозавр. Но не ради этого ублюдка Создатель сотворил мир.
 

  А потому на место человека экономического следует воздвигнуть человека риунистического, homo riunione. Именно такова печка для создания альтернативной экономической науки.

  В чем смысл человека риунистического? В отрицании удовольствия, счастья, как материального, так и виртуального как основной, доминантной мотивации, признания его таким же нелепым пережитком, как уничтожение квелых детей или уважение исключительно физически сильных людей в древние эпохи. Как смех, над рогами или хвостами, если они вырастают у людей.

  В чем нам открыт смысл жизни Создателем? В Спасении. Соответственно мотивация человека риунистического должна исключать соблазн, а следовательно инфляционная экономика теряет свой ведущий аргумент, более того именно в таком понимании неизбежно упразднение товарно-денежного обращения и торжество принципиально иных ценностей.

   Если говорить более прикладным языком, то в отсутствие соблазна материальные человеческие потребности становятся легко удовлетворяемыми. Не так уж и сложно сносно накормить, одеть и обеспечить жильем все население Земли. При условии, если оно будет довольствоваться научно обоснованной, вполне комфортной, но далекой от излишества нормой.

  А весь нереализованный потенциал, который сейчас бесследно сгорает в ТВ-передачах, спортивных зрелищах, казино и виртуальных компьютерных играх, тусовках и просто банальных пьянках, пустить на внутреннее совершенствование и духовный рост. Чтобы взамен чувствовать радость от воспитания детей, от выполнения догматов своей Веры, от возможности служить на пользу Отечеству, от выполнения долга перед супругой/ супругом и родителями.

  Это и есть homo riunione. И каждый человек обязан сделать выбор: кто он. И если даже homo economicus победит, этот мир должен знать, что у него был выход. И не человек его не заметил, а просто не пожелал им воспользоваться.

  Риунистическая экономика так же неразрывно связана с дефляцией, как капиталистическая с инфляцией. Однако, в ней нет искажения, вызванного созданием ложных ценностей, поэтому рост производительности труда, который обычно превышает рост сложности производимых изделий, неизбежно означает их все большую доступность и  снижение цен до такого уровня, когда товарно-денежное обращение станет бессмысленным рудиментом как таковое.

  Для функционирования такой экономики необходимо создание общенародных предприятий (аналогично экономике СССР 40-50-х годов), целью которых должны быть:

1. Производство товаров по минимально возможным ценам, но в количестве не выше, чем общая потребность страны в таких товарах с учетом ответственного и бережливого потребления.

2.  Просветительская и образовательная деятельность, только вместо марксизма-ленинизма должно проповедоваться Православие, презрение к стяжательству и  доктрине homo economicus, презрение к рабству личного удовольствия, нравственные ценности: любви к своей стране, детям, родителям.

3. Обеспечение 100% занятости населения подведомственной предприятию территории.

4.  Материальное обеспечение отдыха и быта работников предприятия и их семей.

5. Вовлечение работников  в различного рода творческие группы, от научных исследований до живописи, театра или музыки. 

6.  Обеспечение широких возможностей для образования в любом возрасте.

  Разумеется, что такие предприятия должны быть освобождены от приоритета прибыльности, ведь основной задачей экономики является не прибыль, а сама жизнь. Причем не просто расширенное воспроизводство жизни, но только жизни угодной Богу.

  Непрерывное снижение цен, а так же создание подобных предприятий в различных отраслях народного хозяйства позволит вполне рыночными методами вытеснить весь частный капитал, не прибегая к насильственной национализации.

   Насильственная централизация нужна исключительно для банковского капитала и для установления монополии на внешнюю торговлю.

  Первое необходимо, так как дефляция и ссудный процент взаимоисключающие вещи, в условиях дефляции любые инвестиции носят исключительно государственный характер. Это может показаться не очевидным, но частные банки в условиях дефляции неустойчивы, они будут кредитовать все более и более банкротящиеся частные предприятия, не имея возможности списывать свои долги за счет их обесценивания их во времени. Тогда как банкротство банков означает крах всей финансовой системы.

 Причем сам смысл процента будет искажен: ценность денег будет возрастать сама по себе, даже без инвестирования их в дело. Т.е. частные инвестиции станут во многом бессмысленными и рискованными, так как возможность обеспечить даже минимальный  ростовщический процент на непрерывно укрепляющиеся деньги будет очень сложно.

  Поэтому функции сбережения и кредитования экономики у банков должны быть изъяты с самого начала, чтобы не допустить изначально безвозвратных кредитов и расточительства ресурсов. При этом  сберегательные вклады должны быть беспроцентными и иметь смысл исключительно для обеспечения безопасности хранения крупных сумм денег. Финансирование инвестиционных программ предприятий государством так же должно происходить преимущественно беспроцентно – какой смысл в дополнительном увеличении себестоимости их продукции?

  Что же касается второго - монополии на внешнюю торговлю, то здесь все ещё более очевидно. Это единственный способ полноценной защиты внутреннего рынка, как от необоснованного вывоза, так и ввоза товаров, от дисбаланса цен, искусственных дефицитов и излишков. Как и национальной валюты. Вот цитата Ю.И.Мухина по этому поводу:

А вот то, как руководил экономикой Сталин, – это наступление, это экспансия на мировой рынок. При монополии внешней торговли, напомню, государство у своего производителя покупает товар за 10 рублей, продает его на мировом рынке за 2, покупает там же 2 банана по 1 рублю и продает их на своем рынке в сумме за 12, торгуя с прибылью. Что получается? Если твои производитель насытил свои рынок, то ему нет необходимости снижать производство или даже темпы роста, поскольку ты, вывозишь лишний товар на мировой рынок и начинаешь его захват. На мировом рынке можно продать любой товар, но для такой страны, как Россия, – страны с очень затратными условиями производства – важно, чтобы это была торговля в два конца: экспорт и импорт одновременно. И без конкуренции своих производителей и покупателей друг с другом, т. е. удобнее всего, когда коммерсантом на внешнем рынке выступает само государство. [40]

   Любопытным свойством дефляционной экономики является так же снижение ВВП в монетарном выражении. Хотя в натуральном выражении неизбежен медленный, но неотвратимый рост. Впрочем, теоретически возможно и снижение, хотя бы по таким причинам:

  В 60-х годах в СССР был поставлен эксперимент по коммунистическому общежитию, который почему-то освещался очень скупо. На норвежском острове Шпицберген СССР взял концессию на добычу угля, и там была наша колония. Посылали опытных специалистов и, разумеется, туда, ехали люди за деньгами, т. е. далеко не рафинированные бессребреники. В этой колонии были магазины, в которых, естественно, все продавалось за деньги. Экспериментаторы поставили советскую колонию Шпицбергена в условия, похожие на коммунизм, – объявили, что все товары можно брать бесплатно по потребности. Сначала все бросились хватать, особенно дефицит – паюсную икру, сигареты с фильтром и т. д. Но экспериментаторы упорно снова и снова заполняли магазины товарами. И тогда люди успокоились и стали брать ровно столько, сколько им нужно. Но главное оказалось впереди. Спустя некоторое время они стали бесплатно брать меньше товаров, чем раньше покупали! Правда, это были советские люди, которые, по меньшей мере, школьное воспитание получили при Сталине, а не нынешние россиянцы. [40]

  Иными словами, привычка к изобилию и качественность вещей могут приводить просто к отсутствию необходимости все возрастающих объемов производства. Ведь если потребности полностью удовлетворены, причем надолго, то зачем производить?

  Так же следует отметить, что отсутствие потребности в растущей денежной массе позволяет играючи обходить требования currency board, ведь номинально она снижается. Тогда как валютный курс может быть практически произвольным, как девальвированным, так и укрепленным. Поэтому снижение внутренних цен при постоянном росте натуральных объемов и манипулируемом курсе валюты позволяет иметь непревзойденную конкурентную позицию на внешнем рынке, фактически возможности экспорта будут ограничиваться лишь производственными мощностями страны и политической целесообразностью, а не законами мирового «рынка».

  Именно поэтому дефляционная экономика не имеет альтернативы и способна в короткие сроки полностью уничтожить свою предшественницу – инфляционную. Панический ужас перед чем и привел к немедленному сворачиванию единственного эксперимента подобной модели во главе с И.В.Сталиным.

  Единственная слабость данной модели – человеческая душа. Если её выбор склоняется в пользу homo economicus, в пользу личного удовольствия и безделья, в подобной модели ей будет тесно и неуютно. Она будет скучать по прекрасным и запретным соблазнам инфляционной экономики, тогда как воздержание риунизма и служения для неё пресно и тоскливо. Зачем нужна Родина, если нет кайфа, если нет заветной мечты?

  Подобные муки идентичны с муками наркомана, который до конца жизни борется с искушением хотя бы ещё разок испытать свое блаженство. С удивительной грубостью и изобретательностью оправдывающего свою страсть.

  Надеюсь, человечество сможет избавиться от своей пагубной наркоманской привычки к доллару и соблазну. И понять низменность своих «заветных мечтаний». Ради этого и пишу.
 

  В этом месте, после краткого знакомства с альтернативой, уместно сформулировать ограничения всех существующих экономических моделей.

   Все существующие экономические модели  рассматривают экономический рост, как функцию научно-технического прогресса, демографических и монетарных факторов.     

   Тогда как суть классической экономической доктрины – это индустрия соблазна, т.е. создание новой формы соблазна оценивается рынком выше, чем создание подлинно нового изобретения или технологии. Рынку нужны новые рынки, т.е. новые потребности, а не более эффективное удовлетворение имеющихся потребностей.

 Именно поэтому расходы на рекламу в мире не намного (всего примерно в 2 раза[2]) уступают расходам на НИОКР, а создатели красивых лозунгов и аппетитных призывов потреблять получают больше, чем создатели новых хороших вещей. И это при том, что именно НИОКР до сих пор ещё являются главным фактором геополитического и военного могущества.

   Если же убрать фактор геополитического соревнования и государственного стимулирования экономики, можно ожидать заметного превышения рекламных расходов над НИОКР, как это и наблюдается в подавляющем большинстве корпораций.

    Кроме перекоса с общественно-полезных НИОКР в сторону абсолютно паразитической рекламы, многие исследователи отмечают в качестве существенного недостатка и нездорового фактора  виртуальный характер современной экономики, значительное превышение финансово-виртуальной её чести над реальным сектором.

  Так или иначе, но такие экономисты просто не понимают, что сама суть инфляционной экономики соблазна – виртуальное и нематериальное ничто. Фетиш. А экономика фетиша не может не презирать реальный сектор. Что стоят вещи, по сравнению со страстью?

  Так же как неуловима и непостоянна страсть, так невнятны и экономические модели, построенные на этом традиционном фундаменте. Книги об экономике слишком похожи на книги о любви с «научной» точки зрения.

  Поэтому главный фактор экономического роста – это не научно-технический прогресс, демография или динамика денежной базы, а постоянный рост монетизированной стоимости соблазна, разнообразного перечня материальных и нематериальных вещей, которые можно купить за деньги. Того, что называется «американской мечтой» или общественным богатством.  Хотя истинная (исходя из себестоимости и альтернатив) цена всего этого барахла зачастую просто ничтожна.


 

  Следующее следствие ещё более фундаментально. Инфляционная экономика и монетарный экономический рост совершенно не связаны с научно-техническим прогрессом.

  Ведь определяющим для этой модели является рост соблазна, его совпадение с прогрессом не более, чем случайно. И если удовлетворение растущего соблазна войдет в противоречие с прогрессом, последний будет отвергнут.

   Одновременно происходит постоянная минимизация научно-технического прогресса. Развитие науки и техники сдерживается крупными корпорациями, которые пытаются направить его в нужном, для себя, русле. Я. Бутаков пишет: "Современная Америка, шедшая в авангарде научно-технического прогресса , превратилась в его тормоз. Ее удовлетворяет нынешнее положение вещей. Крупный финансово-промышленный капитал, концентрирующийся в Америке, стремится к тотальному контролю над распространением новых технологий, видя в их появлении и росте естественную угрозу своему господству. Каждое новое изобретение объявляется монополией той или иной компании, которая не спешит его внедрять, ибо ее вполне устраивает достигнутый уровень производства. Русские НИИ, лишенные финансирования, ставятся под иностранный надзор, а русские ученые вынуждены продавать свои разработки за границу, где за них платят лишь для того, чтобы они не стали достоянием России. Капиталистическая система в конце ХХ века допускает только "дозированный" прогресс. Именно этим можно объяснить полный упадок отраслей, связанных с развитием перспективных энергетических технологий, и гипертрофированное развитие "индустрии потребления", куда ныне следует отнести и компьютерные технологии, служащие для большинства людей лишь средством удовлетворения потребности в информации". ("Русская имперская идея и научно-технический прогресс"). [45]

  Именно подобное мы и наблюдаем сейчас. Что будет, если будет изобретена в принципе не ломающаяся стиральная машина или автомобиль? Не 5-10 лет службы, а лет 100 или 200, без ремонтов и техобслуживания?

  Если мобильные телефоны, телевизоры, мебель, холодильники и утюги станут практически вечными?

  Совершенно верно, рыночная экономика умрет. Ей не нужно эффективное удовлетворение потребности человека, оно для неё смерть. Именно так инфляционная экономика подходит к своему логическому концу в этом мире: она более не признает прогресс и становится фактором затяжного спада и регресса. Будучи совершенно беззащитной против своей риунистической дефляционной последовательницы.

  Для инфляционной экономики критически важно изобретение все новых технических игрушек, все более новый и совершенный дизайн имеющихся вещей и все более низкое их качество. Последними такими прорывными изобретениями были DVD, мобильные телефоны и плоские телеэкраны. Что создало спрос на полную замену ещё вполне рабочих видеомагнитофонов и обычных телевизоров на все более новые и престижные модели. Похожая ситуация происходит с заменой лампочек накаливания на энергосберегающие, хотя уже разработана более прогрессивная светодиодная технология.

  То есть даже 10-летие без подобного кардинального  домашнего перевооружения несет в себе риск кризиса для инфляционной экономики, для минимизации которого рынок все время поддерживается в состоянии ажиотажа.

  Очевидно, что чем более этот ажиотаж или бум будет абсорбирован уже чисто  виртуальной сферой, тем инфляционная экономика будет устойчивее.

  Точно так же современные автомобили достигли пределов совершенства дизайна. Дальнейшие усилия дизайнеров скорее только портят уже достигнутое. Совершенство дизайна многих вещей (например, интерьеров) достигло расцвета и неизбежно клонится к упадку и безвкусию.

  Все это говорит, что сфера конкуренции уже по факту все более переходит в виртуальную сферу, так как чисто материальный соблазн более не дает нужных эмоций, он слишком примитивен для современных искателей счастья. 

  Отметим, что все изобретения инфляционной рыночной модели направлены на удовлетворение тех или иных потребностей и псевдопотребностей человека. Они не направлены на фундаментальную науку, на исследование космоса или природы ради интереса и творчества, а не ради денег. Сама система грантов больше похожа на профанацию идеи науки, на официально разрешенное написание курсовых или научных работ за деньги, нежели на серьезный подход к организации научной работы и исследований.

  Посмотрим, насколько далеко удастся этой модели ещё дальше идти без радикального разрыва с прогрессом, но есть достаточно много признаков, что эти их пути окончательно расходятся.

  Теперь можно, наконец, сделать окончательный вывод о причине несостоятельности и невнятности представления в традиционных экономических моделях причин экономического роста. Объяснение заключается в том, что как мы выяснили во второй и в четвертой главе,  сама по себе рыночная экономика склонна к затуханию, и только наличие мощного стимула соблазна и постоянного притока денег способно поддерживать длительную мотивацию к экономическому росту.

  Тогда как само закладывание в основу экономической модели затухания или вырождения противоречит представлениям абсолютно всех экономических школ и является чем-то святотатственным. Хотя это всего лишь последовательное доведение до своего логического конца концепции «редких ресурсов».

  Точно так же количественное измерение соблазна или страсти не может являться предметом науки. Но именно этот фактор и является главным современным критерием экономического роста: удастся ли очередной раз вызвать восторг рынков очередной новинкой дизайна или технического чуда, или нет. Соответственно определяется денежная масса, прибыли и экономический рост.

   А так как научные методы причинно-следственной взаимосвязи в случае подобного экономического роста неприемлемы, применение находят исключительно различные методы «технического» анализа и аппроксимации предыдущих значений.

  Особое распространение получили «приростные» или «предельные» функции, на самом деле являющиеся лишь линейными аппроксимациями экономических процессов. Тогда как для удовлетворительного разложения функции в ряд требуется минимум 3-4 члена. Но если даже с линейными трендами нет особого понимания, на уровне прямая ли некоторая зависимость, или все-таки обратная, то что будет экономическая наука делать со степенными или дифференциальными уравнениями третьего или четвертого порядка? Точность аппроксимаций от этого может и улучшится, только хоть какое-нибудь понимание исчезнет полностью. А ведь основная задача экономики не прогнозирование, а понимание, без чего управление невозможно.

   Осознание того, что рыночная экономика расходится с здравым смыслом и научно-техническим прогрессом, иногда приводит к следующим выводам.     

    Выходом из кажущегося исторического тупика, действенным лекарством от архаизации должно стать развитие технологий, объективно взрывающих монополизм, в том числе и глобальный.

    Подобно тому, как современный человек дважды в день чистит зубы не потому, что боится кариеса, а потому, что так принято, точно так же этот же самый современный (и завтрашний) человек должен стремиться к технологическому прогрессу. Он должен жертвовать ему свои деньги подобно тому, как в приведенном примере он жертвует общественным приличиям свое время, как правило, не задумываясь о потребностях его собственного здоровья.

  Человечество приближается к коренному изменению мотивации своей деятельности.

   Заменой узкорыночного стремления к голой прибыли, автоматически рождающего монополизм, постепенно становится объемлющее, включающее его стремление к новым технологиям, делающим жизнь не только более богатой и благополучной, но и более разнообразной и интересной. Упование на технологии против всесилия порождающего монополизм рынка, при всей наивности такого упования (как и любой, во все времена надежды на лучшее будущее), представляется перспективным. По сути дела, это новая, современная форма социалистической идеи, преображающейся из традиционной социал-демократической, свойственной индустриальной эпохе, в идею технологического социализма. [44]

  Т.е. взамен доллара и соблазна  предлагается молиться научно-техническому прогрессу. Даже «уповать» на него.

  К сожалению, эта мотивация точно так же неполноценна, как и любая другая атеистическая, но с претензией на высший смысл. Её слабое место – средство объявляется целью. Как экономический рост не может быть целью,  как и благополучие, мир, счастье, точно так же целью не может быть и знание или умение. Процесс не может быть мотивацией, а знание – это всегда процесс. Мотивацией может быть только результат. Таким результатом есть гармония, личное соответствие каждого человека замыслу Бога, сознание внутренней правоты и выполненного долга служения.

  Как, впрочем, и вечно изменяющийся, магический соблазн, мечта, которые хотя и умирают по мере их достижения, но всегда порождают новые, ещё более ослепительные перспективы.
 

  Что же касается дефляционной экономики, то научно-технический прогресс является одним из факторов творчества и тяги к знаниям, которые способны заменить традиционные человеческие страсти и соблазны. Поэтому никакого противоречия между дефляционной моделью и прогрессом не существует, скорее наоборот.

  Причем есть все основания предполагать, что в рамках этой модели новые открытия и изобретения будут направлены не на удовлетворение псевдопотребностей человека, но на минимизацию ущерба от его деятельности для окружающей среды, на достижение все большей гармонии  с окружающим миром. Поскольку удовлетворение ограниченного количества материальных потребностей будет все более и более тривиальным и необременительным делом. А потенциал свободного времени и излишних ресурсов такого общества просто колоссален.

   Так же следует отметить, что противоречие между инфляционной и дефляционной экономикой гораздо глубже противоречия между трудом и капиталом. Ибо ликвидация частной собственности на землю, или частной собственности  как таковой вовсе не исключает инфляции или вопиющей неравномерности распределения богатства в обществе, тогда как именно дефляционная экономика это противоречие решительно уничтожает и возрождает социальную справедливость. Но готово ли общество к принятию справедливости?

   Рассмотрим теперь особенности дефляционной экономики.
 

5.3 Риунистическое сито.

  Суть риунистической экономики – отказ от соблазна, отказ от виртуальной и псевдонаучной самоценности (стоимости) материальных и нематериальных вещей. При этом сам предмет изучения традиционной экономической науки исчезает, вместо полумагической веры в рынок и саморегуляцию, предметом экономики становится рациональное производство и распределение достаточно узкого перечня вещей, действительно полезных и необходимых для жизни.

  Единственным препятствием такой модели является сопротивление homo economicus,  которые будут всегда и в любом обществе, поэтому единственным средством борьбы с этой регрессивной, но живучей идеологией является необходимость дать homo economicus возможность полноценно реализовать себя и свои ценности без ущерба для общества в целом.

  Речь идет о создании прямого риунистического сита на пути homo economicus во власть, культуру, искусство или науку. Истинному ученому главное – возможность вести свои исследования и общения с единомышленниками, а не качество его кофе и сорт его сигарет. И если последнее оказывается важнее, то проблема не в том, что пролетарий зарабатывает в несколько раз больше профессора, а в том, что профессор выбрал неверную специальность.

  Данная тема достаточно широко раскрыта в моих статьях о мотивации [43] и только косвенно связана с темой дефляционной экономики, поэтому широкое освещение её здесь не совсем уместно.


 

  Ключевая идея заключается в том, что только homo riunione, равнодушный к материальной мотивации, легко пройдет во власть и другие определяющие мировоззрение сферы, тогда как homo economicus получит возможность самовыражения в пролетарских профессиях и в традиционном для него совершенствовании своего быта. Он будет на вершине в рамках собственной иерархии ценностей.

  При этом в отличие от марксизма-ленинизма, неуместный флер пролетарской романтики будет развеян. Труд будет иметь воспитательное значение и вызвать уважение, но акцент пролетарской исключительности будет низложен. Суть воспитательного значения труда не только в его напряженности или добросовестности, но и в его риунистическом характере, т.е. когда доминирующей мотивацией  является не личное, но общественное благо. А точнее, служение и соответствие высшему замыслу.

  Миф, что пролетарий – передовой класс должен быть развеян, но не потому, что в традиционной общественной модели там собираются преимущественно неудачники и алкоголики, а в риунистической модели – рвачи и проходимцы. Но лишь потому, что все «профессии равны», значение имеют лишь внутренние ценности самого человека. А следовательно, сама идея «передового класса» антинаучна,  если конечно её не интерпретировать в самом широком противопоставлении вроде «труженики-паразиты».

   Так же следует отметить необходимость всеобщего приобщения  к самому тяжелому и грязному труду молодежи, бывших школьников и будущих студентов, чтобы «белоручек» в стране не было. С одной стороны это дает возможность юношам и девушкам  с молодости стать полноценными гражданами страны, высокооплачиваемыми работниками, слезть с шеи своих родителей и кормильцев. С другой стороны, это решит проблему уборщиков, ассенизаторов и прочих презренных и нежеланных пожизненных профессий.  Но главное, человек, неоднократно вымывший общественную уборную, никогда не будет гадить мимо унитаза. И это просто незаменимая школа для молодежи. Так же, как и помощь колхозам, служба в армии, и другие общественно-полезные работы. Именно такая школа способна поставить надежное сито не только для материально озабоченных homo economicus, но и для их более высокоорганизованных собратьев, которые видят ценность исключительно в соблазне. 

  При наличии такой системы социального лифта и обогащения человеческой породы, а так же при обязательной поддержке духовных наставников  Православной Церкви, homo economicus будет надежно обезврежен. Даже несмотря на его существенное численное преобладание в настоящее время.

  В качестве подтверждения существования альтернативной мотивации приведу такую цитату:

  В другом исследовании, хотя и не являющимся экспериментальным, но стоящем в этом же тематическом ряду, было показано, что удовлетворенность работников своим существованием - "качество жизни" - очень слабо зависит от уровня дохода. Результат - весьма неожиданный для всевозможных любителей выстраивать различные шкалы качества жизни, носящие, как правило, чисто идеологический либо спекулятивный характер. [50]

  Так же здесь уместно описание мотивации в Японии Ю.И.Мухина:

 Японская система управления людьми считается непревзойденной, лучшей в мире и, кстати, невоспроизводимой. Попытки американцев привить ее у себя окончились ничем, появилась даже шутка, что внедрить японскую систему управления на американских предприятиях очень просто, но нужна только малость - чтобы на этих предприятиях работали японцы. Поскольку основа японской системы - моральный кодекс граждан, их образ мысли, ее действительно трудно воспроизвести даже нам, советским людям, хотя нам легче, чем американцам, так как в СССР образ мысли людей был также направлен на беззаветное служение Родине: и мы, и японцы рассматриваем Отечество, как семью. Но у японцев есть преимущество перед нами: их кодекс чести требует беззаветного служения и более маленьким коллективам - своим фирмам. Они и их рассматривают как семью. Этого у нас не было. И ничего подобного нет в остальном мире, тем более на Западе.

 В Японии рабочий служит президенту фирмы, но и тот служит рабочему фирмы и не потому, что так приказало какое-то начальство. Это их образ мысли, фирма - это их семья. Японцы - это природные коммунисты, они просто не пользуются этим словом.

 Член семьи обязан сделать все во имя семьи - это первая половина девиза и социализма, и коммунизма: "От каждого по способностям...". Вторую половину девизов "...каждому по труду" или "...каждому по потребностям" японцы, как и мы, в первом случае не в состоянии организовать, во втором - пока не способны обеспечить. Я бы сказал, что они заменили ее формулой: "... каждому столько, сколько фирма в состоянии дать". Заметьте - фирма, а не президент или начальник цеха, или мастер. Доход работника фирмы не зависит от начальника.

 Когда японец устраивается на фирму, ему назначают оклад, который регулярно повышается, но это определяется только стажем работы. Он может сделать карьеру или всю жизнь стоять у конвейера - повышение его оклада будет зависеть только от стажа. Начальник к этому не имеет отношения и не в состоянии изменить оклад подчиненного. Каждому работнику к окладу делаются отчисления от прибыли фирмы - бонусы. По нашим меркам, они могут быть весьма значительны - свыше 50 %. И каждый работник знает, будет бонус или нет, зависит от процветания фирмы.

Фирмы поощряют своих людей славой, то есть делают так, чтобы конкретное Дело человека поощрило его славой. Например, на заводе фирмы "Шарп" в Точиге нас, заводских работников из СССР, поразили размах соревнования рабочих и объем сопровождающей его наглядной агитации. Тянущаяся вдоль сборочного конвейера видеомагнитофонов стена длиной метров 200 представляла собой сплошной стенд, где были плакаты с численными показателями, доски почета, фотографии лучших рационализаторов и лучших контролеров, лучших по специальности, лучших по качеству, были и индивидуальные портреты, и групповые портреты лучших бригад.

В этом проявляется стремление японцев привязать своих людей к Делу. Поскольку у нас большое значение придавалось премиям победителям соревнований - материальному стимулу, я поинтересовался об этом у них и с удивлением узнал, что японская максимальная премия - чисто символическая: не более 5-7% оклада (а мы порой премировали автомобилями); это значительно ниже порога чувствительности премирования, а на начальную премию можно купить от силы две пачки сигарет. То есть у японцев стимулы служить собственному Делу чисто моральные. [54]

 Как видим, японцы давно поняли бессмысленность и непосредственную вредность материальной мотивации.


 

5.4  Налоговая система.

    Необходимость принципиально новой налоговой системы в рамках дефляционной экономики вызвана сменой всей парадигмы и предмета экономической науки. Если стоимость, ценность, а точнее соблазн – ничто, то что тогда  является базой налогообложения?

  Ведь самое главное и святое для homo economicus – это приращение располагаемого ими соблазна, т.е. прибыль. Измеренная в специальных общепризнанных международных фишках – долларах. На основании суждений дипломированных бухгалтеров и аудиторов и международно утвержденных правил учета. Своими заключениями респектабельно подтверждающих существование этого феномена.

   Поэтому самый естественный налог рыночной экономики – налог на прибыль, ценность которого в дефляционной экономике ничтожна.

    Но даже такие налоги, как налог на роскошь или экологические сборы находятся в плену идеологии самоценности соблазна.

  Так налог на роскошь лишний раз подчеркивает недоступность и эксклюзивность богатства, позволяет богатеям гордо ездить на своих лимузинах и вертолетах и говорить: «я честно заплатил все налоги и содержу сотню тысяч бездельников вроде вас». То есть этот налог не только не притесняет богатство, а наоборот, он его официально легализует, делает моральным и даже благородным.

  Экологические сборы так же исповедуют философию пресмыкания перед капиталом. Типичная логика такова: предприятия, сбрасывая яды в природу, наносят ущерб, который  отражается в их балансе в виде экологических сборов, следовательно, уплатив сбор капиталист вправе считать себя вполне «зеленым». Ответственность за собственную бесхозяйственность и отравленную природу благополучно переложена на безвестного и бесправного чиновника контролирующего органа. Который так же найдет способ уйти от этой ответственности. Поскольку ответственность передать невозможно, если её не желают взять.

  Таким образом, традиционная налоговая система представляет собой тонкую игру, в которой умные и ловкие выигрывают долларовые фишки, а честные и ленивые в лучшем случае ругают порочную систему, в худшем случае пытаются с ней бороться и оказываются крайними в той цепочке отказа от ответственности, которая иногда все же должна обрываться.

   Очевидно, что в риунистической экономике, отказавшейся от соблазна, для людей способных брать на себя ответственность, подходы к налогообложению должны быть принципиально иными.

  Во-первых, следует признать, что прибыль, чья бы она ни была, как бы честно она ни была заработана, - лишь частное дело конкретных лиц и их же проблема. Как и балансы, бухгалтерские отчеты и стандарты. И не дело государства считать чужие деньги.

  А во-вторых, что является главным продуктом нашей цивилизации? Пирамиды чего мы производим, по сравнению с которыми египетские пирамиды – жалкие и ничтожные холмики?

  Мусор. Горы токсичного, радиоактивного и веками неразлагающегося мусора. Вот – он наглядный памятник нашей цивилизации, её лицо, её гордость. Вот достойное напоминание всем нашим детям о гибельности, ничтожности и отвратительности общества, построенного на  гонке личного потребления.

   Поэтому правильным и очень естественным сделать основой системы налогообложения этот конечный результат человеческой деятельности. Нет ничего справедливее и, кстати, проще в администрировании.

  Причем налоговый инспектор и мусорщик совместятся в одном лице,  что весьма и весьма символично. С другой стороны все высокотехнологичные и наукоемкие, но безвредные предприятия автоматически станут безналоговыми. Плательщиками налогов будут только их работники, производящие бытовой мусор.

  Может возникнуть вопрос, а зачем вообще нужно налогообложение после отмены товарно-денежного обращения? Исключительно в воспитательных целях. До тех пор, пока значительную часть человеческого общества по-прежнему будет составлять homo economicus. А ответственное потребление и поведение этой разновидности человека можно обеспечить только традиционными экономическими мотивационными методами.


 

5.5 Императив.

  Традиционная правовая система так же абсолютно несовместима с риунистической экономикой. Глубинность противоречия заключается уже в самом слове «право».

   Согласно общепринятой концепции, существует некое «природное» или «естественное» право у каждого человека,  народа, нации. По праву рождения или существования.

   Т.е. достаточно человеку родиться, как ему уже кто-то должен.  Именно такая вывернутая и недобросовестная логика приводит к существованию парадоксов, когда родители  должны своим детям, педагоги – ученикам, врачи – пациентам, милиционеры – хулиганам. Тогда как последние в этой связке никому ничего не должны, так как у них – права.

   Эта чушь должна быть раз и навсегда отторгнута дискредитацией и окончательным отказом от использования самого слова и понятия  «право». Такого понятия не существует.

   Существует  понятие Долга или Императива, как у Э.Канта. Т.е. абсолютно все законы страны должны носить форму перечисления обязанностей, налагаемых Законом. Разумеется, эти обязанности должны быть понятны, выполнимы и адресны, иначе никакого смысла в таком законодательстве нет. Причем даже запреты по возможности должны быть сформулированы как обязанности, как инструкция к выполнению, а не как абстрактный безотносительный запрет.

   По большому счету та часть современных законов, которые действительно работают, носят именно такой распорядительно-императивный характер. В отличие от норм, описывающих права, но не предусматривающих инструментов по реализации этих прав, а потому не работающих. Таковы большинство Конституционных норм, которые скорее вносят бардак и создают ненужные правовые коллизии, нежели реально защищают интересы граждан, например, в части бесплатного здравоохранения, образования или обеспечения жильём.

  Более того, подобная фиксация норм долга государства перед гражданами в принципе аморальна и нелепа, она предполагает, что у государства есть другие цели, кроме заботы о своем народе, но что именно такая норма будто бы способна защитить народ от злокозненности государства. Меж тем общеизвестно, что нет более популярных законов, чем популисткие, предвыборные аттракционы щедрости, предполагающие раздачу благ государства кому попало.

   Т.е. проблема заключается не в нежелании чиновников раздавать блага, а в противоречии такой раздачи самой сути экономики соблазна, в которой блага никогда не распределяются бесплатно, а только среди тех, кто сумел хоть что-нибудь продать и тем самым кого-то соблазнить. Следовательно, чиновники, контролируя тот или иной общественный ресурс, воспринимают себя как законных продавцов благ или ресурсов, а не как распорядителей общественного добра.

  Именно поэтому четкий и исчерпывающий перечень обязанностей гражданина намного более действенен с точки зрения подлинной социальной защиты, нежели пустая декларация прав, которая всегда формируют рынок по продаже и перепродаже этих прав.  

  Причем вся система законодательства должна умещаться в полудюжине законов и быть понятна даже неграмотному человеку.

  А вот вопросы сложные, неоднозначные, морально-этического характера должны разрешаться исключительно духовным лицом Православной Церкви. Именно такой подход станет решающим шагом к восстановлению статуса и авторитета Церкви, обеспечит надлежащее перевоспитание и исправление оступившихся.

 .

5.6 Отмена денег

  Естественность и необходимость отмены денег в риунистической экономике прямо вытекает из постулата об отмене соблазна. Ибо деньги суть измеритель и распорядитель этого явления.

  Для подлинно свободного от материальных забот человека деньги бесполезны. Как и для ребенка или посетителя отеля «все включено». Свобода от необходимости думать о деньгах, рассчитывать, «вписываться» и оптимизировать полезность покупок, переживать, что деньги «кончатся» или  «лежат без толку и не работают» - вот подлинная свобода.

  Удивительно, что именно богачи думают о деньгах, рассчитывают и «вписываются», гораздо чаще, чем неимущие. Странно, что подавляющее большинство людей почему то страстно любят свои цепи, считает их прогрессивными и ужасно приятными. И чем толще цепь, тем больше привязанность.

   Меж тем отмена денег – вот подлинная революция и прогресс в сфере Духа и сфере ценностей.

   Здесь уместно сделать дополнительное пояснение по поводу невозможности частного ссудного процента в дефляционной экономике.

   Непрерывное увеличение покупательной способности денег с учетом отсутствия критерия прибыльности для государственных предприятий означает неизбежное сокращение номинального размера прибыли для любого конкурирующего частного предприятия вплоть до убытков или нулевого значения.

  Но если инвестиционный потенциал  государственного предприятия зависит от государственного финансирования и фактически нелимитирован и бесплатен, то для погашения частных займов и процентов по ним частному предприятию следует иметь продукцию, которая как минимум будет сохранять свои ценовые параметры, несмотря на общее снижение цен.

  Вероятность существования подобного частного предприятия и соответствует вероятности выживания частного ссудного процента. Очевидно, что при условии национализации всех ценообразующих естественных монополий (ЖКХ, ж/д транспорт,  нефте-, газо-, электро- и водоснабжение), вероятность выживания частного ссудного процента нулевая. Именно поэтому кредитно-фанансовая система должна быть национализирована до её неизбежного банкротства.
 

5.7 Занятость.

  Методы обеспечения 100% занятости населения, причем безотносительно к возрасту и другим характеристикам (пол, здоровье, образование, квалификация),  должны быть противоположны описанному выше решению ефрейтора насчет копания траншеи.

  Это значит, что сами критерии занятости должны неуклонно снижаться по мере роста производительности труда, так, чтобы полная занятость все время сохранялась.

 При этом те, кто принципиально не хочет работать, должны получить такую возможность, но без негативных последствий для общества. Тогда как абсолютно все желающие трудиться, независимо от состояния здоровья и степени инвалидности, должны получить неограниченную возможность участия в общественном труде.

   Все большее свободное время должно быть использовано для творчества и обучения, иными словами, ключевым решением проблемы занятости является добровольная самозанятость, т.е. люди сами должны находить себе занятия, поглощающие их свободное время полностью.

  Это могут быть путешествия, экскурсии, туризм, участие в археологических раскопках, написание книг, музыки, различные научные дискуссии и конференции по абсолютно любым тематикам.

  Иными словами, если норма занятости будет 10 часов в неделю, то отработав свои 4 месяца в году, человек может в остальное время целиком себя посвятить хоть кругосветному плаванию, хоть дайвингу или серфингу, а может просто уехать на свою любимую пасеку или дачу.

  В условиях постоянного положительного примера и захватывающих возможностей проведения свободного времени, пьянство, наркотики и лень станут редчайшим и нетипичнейшим исключением, просто откровенной глупостью, примерно как жизнь в хлеве между свиньями при наличии благоустроенной квартиры.

  Но нельзя отрицать, что найдутся и такие, устойчивые к перевоспитанию личности.  Таких следует изолировать от общества с поражением значительного числа их прав. Дело в том, что общество не имеет права запретить таким своим членам следовать своим дурным привычкам: пьянству, разврату, иного рода безответственности в их личное свободное время.

  Для понимания способа разрешения этой проблемы, следует идентифицировать категорию подобных людей, подверженных страстям плотским идентично с людьми, имеющими банальное отвращение к труду, будь этому причина страсть к воровству, насилию, пьянству, разврату или банальное хитроумие, сводящееся к липовым больничным и саботажу.

   Суть  всего этого диагноза одна: одержимость иными, альтернативными ценностями. Ибо в отличие от homo economicus и homo riunione, прилежных в труде и рациональных в решениях, есть ещё человек иррациональный, а именно человек криминальный.

 И, по большому счету, именно человек криминальный является основным врагом человека риунистического, тогда как человек экономический, по сути, его вернейший союзник. Ведь человек экономический рационален, а следовательно законопослушен и трудолюбив. Его превращение в человека риунистического неизбежно, при наличии наглядного примера, убедительной мотивации и материальной выгоды.

  Следует понимать, что союз человека экономического и человека криминального в период рыночной экономики является скорее естественным симбиозом на фоне неопределенности целей в отсутствие критериев истинного права, т.е. императива.

  Соответственно, если рациональное поведение становится одновременно духовным, человек экономический отделяется человека иррационального, для которого преступление представляет собой ценность само по себе, независимо от общественных установок.

  Разумеется, первенство в перевоспитании и реабилитации подобных людей принадлежит Церкви, опытным духовным лицам. Именно эта профессия возвращения заблудших душ в отчее стадо и  должна быть наиболее почетной, причем не только в риунистическом мире, но и в любые времена.

  Но, так или иначе, некоторый процент человеческого брака в принципе неизбежен. Мне кажется, что уместно пожертвовать безделием таких людей и потаканием их страстям (не всем конечно, но достаточно безобидным) в обмен на их полную изоляцию. Причем такой уход из активной общественной жизни  преимущественно должен быть доброволен. Хотя это единственный вывод, в котором стопроцентной уверенности у меня нет. Любое человеческое гетто в принципе аморально.

 Надежду вселяет, что процент таких подлинно опасных обществу людей будет крайне низок. Ведь речь не идет о тихом алкоголике, который добросовестно отработав свои 4 месяца, уходит в свой никому не мешающий запой на остальные восемь. Такой человек не только не опасен, но даже полезен в воспитательных целях.

  То же самое касается липовых больничных: при всем хитроумии, трудно оправдать более чем 8 месячную болезнь в году, причем гораздо более рационально 4 месяца добросовестно отработать, чтобы 8 месяцев развлекаться, чем целый год тоскливо симулировать.

  Однако для подлинно опасных для общества людей должна быть тюрьма. Общества совершенно обходящегося без тюрьмы пока не существует. Хотя может быть, это явление будет лишь временным для риунистического общества.


 
 

5.8 Сбережения и инвестиции.

   Именно способ разрешения вопроса осуществления сбережений и инвестиций в дефляционной экономике наиболее выпукло характеризует её принципиально большую эффективность, нежели её рыночной предшественницы.

  Совершенно иной, нетрадиционный способ  решения этого вопроса напрямую следует из следующих соображений.

   Последовательное снижение цен при постоянном уровне дохода означает практически неограниченные возможности для сбережения, несмотря на ограничение  номинальной суммы таких сбережений. Когда постоянная номинальная величина сбережений делится на ноль (а именно таковы в пределе снижающиеся цены), то возникает бесконечность. А, как известно, не только в экономическом, но даже в материальном мире  физических явлений бесконечность скорее свидетельствует о незнании и пределах допустимости используемых моделей, нежели реально существует.  

  Второе соображение заключается в парадоксе: как в случае отмены товарно-денежных отношений будут осуществляться инвестиции. Ведь денег то нет.

  Здесь так же уместно подчеркнуть, что в традиционной экономической парадигме, от К.Маркса с его расширенным воспроизводством, до любых современных моделей и логических построений, ключевое место в обеспечении экономического роста и расширенного воспроизводства занимают  именно инвестиции и сбережения. Не так важен даже научно-технический прогресс, но если не будет инвестиций, чисто математически не будет никакого роста, так как именно кредитно-инвестиционная мультипликация и создает весь прибавочный продукт, даже если расширение чисто экстенсивное или вообще рост целиком виртуален.

  На первый взгляд, подобные противоречия могут привести к выводу, что отмена товарно-денежного обращения – это удел относительно недалекого будущего, так как даже несколько последовательных снижений цен, с учетом  склонности людей накапливать сбережения в ожидании роста покупательной способности денег, приведет к созданию такого мощного и постоянно растущего «навеса»  сбережений над экономикой, что любая паника или сомнения в кредитоспособности государства немедленно всю эту финансовую систему уничтожит. Следовательно, такая ситуация может быть интерпретирована, как признак упадка денежного обращения и наступление времени его долгожданной отмены.

  Плохо ли, хорошо ли, но такая интерпретация неверна. Как было отмечено выше, в риунистическом обществе значительное время будет по-прежнему преобладать человек экономический и материальные критерии мотивации. Следовательно, отмена товарно-денежных отношений будет означать немедленную смерть такого общества из-за неизбежных конфликтов мотивационных стимулов его участников.

  Тогда как перевоспитание человека экономического, селекция и обогащение человеческой породы, прививка культурных ветвей на дикий подвой, требует не только внимательного и заботливого селекционера, но и значительного терпения и времени, поэтому этот процесс просто неизбежно затянется, как минимум, на период смены нескольких поколений.

  Это соображение так же показывает бесперспективность и невозможность реализации подобной попытки И.В.Сталиным. Ибо даже если бы его социалистическое общество было бы построено не на песке безбожия, а на единении во Христе, то поспешность построения коммунизма и отмены товарно-денежного обращения все равно разрушили бы его замысел.

  Но как могут сбережения, неизменная заработная плата и неуклонное снижение цен мириться друг с другом в долгосрочном, а не исключено и в сверх долгосрочном периоде? Вдруг этот процесс селекции потребует тысячи лет.

  Для понимания ответа на этот вопрос следует обратиться к большой многодетной сельской семье.  Многие, правда, уже не знают, что это такое, но это не трудно представить.

  В такой семье на завтрак, обед и ужин всех зовут кушать одновременно, так как отдельно готовить для каждого ни возможности, ни желания нет. А теперь представим себе, что один из детей за завтраком и обедом отказывается кушать и уходит. Вполне логично, что за ужином на него даже готовить не станут, особенно, если есть основания полагать, что он сыт и здоров, что нежелание кушать вместе со всеми может быть объяснено другими разумными причинами. И вдруг этот ребенок за ужином требует тройную порцию. Что ему скажут?

  Во-первых, его отругают за отсутствие аппетита за завтраком и за обедом, в результате чего его лишнюю порцию пришлось без особой охоты доедать другим (семья ведь не бедная, никто не голодает), или попросту выбрасывать.

 А во-вторых, за ужином из-за его неустойчивого аппетита теперь всем придется отказаться от части своей желанной порции, чтобы этому непредсказуемому ребенку было что поесть. В случае же, если по каким-то причинам этот ребенок получит свои искомые четыре порции,  вся семья пойдет спать голодная, потому что большую часть их ужина заберет этот неординарный член семьи.

  Таким образом, в нормальной семье такой отказ от потребления в пользу будущего воспринимается как нелепая блажь, вредящая интересам семьи. Тогда как экономическая наука упрямо навязывает нам, что подобное ограничение потребления сегодня для общества имеет огромное положительное значение. Что несъеденная сегодня тарелка супа  обязательно превращается в полторы тарелки завтра.

  Из данного примера, думаю, предельно очевидно, что никакой общественной пользы воздержание от сегодняшней тарелки супа не имеет, как и влияния на то, сколько порций будет приготовлено завтра. Так как завтрашние порции добываются исключительно сегодняшним трудом, а не воздержанием от обеда, тогда как полноценное питание полезно для этого труда, причем в жизни это справедливо почти так же буквально, как и в примере. 

  Здесь мои оппоненты могут вполне обоснованно обвинить меня в непонимании  сути инвестиций и сбережений, поэтому нужно еще некоторое время уделить этому вопросу. Упрек может быть следующий: неужели непонятно, что отказ от части сегодняшнего потребления приводит к перераспределению общественных ресурсов для производства средств производства, в результате чего этот сегодняшний отказ от потребления будет вознагражден сторицей. Вот она какая, природа экономического роста.

 Чтобы сбросить флер научности и сделать очевидным ущербность такой логики, переформулирую её в балалайках и матрешках.

  Иными словами, отказ части общества от потребления своей матрешки сегодня, приведет к тому, что общество сможет выделить ресурсы на создание станка, который произведет завтра в десять раз больше матрешек, чем производится сейчас. При этом ресурсы общества по производству, как самих матрешек, так и производству средств производства матрешек ограничены, потому что значительная часть этих ресурсов занято общественно значимой игрой на балалайке. А общественная польза от подобного изобилия матрешек в будущем представляется неоспоримой.

  Думаю, мой пример наглядно подтверждает, что экономия тарелки супа не создает ровно никакой экономии ресурсов общества, так как они, за редчайшим исключением, избыточны. Они заняты игрой на балалайке.

  Вполне серьезно и научно можно данную мысль сформулировать так: общество практически не имеет дефицитных ресурсов, которые могут рассматриваться как «бутылочное горлышко» в рамках теории ограничений Э.Голдратта  [52]. Все подобные «горлышки» носят временную и легко устранимую природу и обычно вызваны резкими и неожиданными изменениями в структуре производства, но они легко нейтрализуются в самом краткосрочном периоде (от года до нескольких лет).

 Соответственно, отказ от использования любого избыточного ресурса, а таковыми являются  практически все, абсолютно никакой ценности не представляет, наоборот, он, как правило, вреден. Тогда, как если речь идет об отказе использования тех немногих исключений среди ресурсов, которые действительно являются «узкими горлышками» системы, то ТОЛЬКО такое ограничение действительно имеет смысл.

  Но по сути дела такое ограничение носит точно такой же краткосрочный характер, как  и срок жизни самого бутылочного горлышка. И на этот период, пока горлышко не будет расширено, проблема тривиально решается и в рамках рыночной экономики (поднятие цену на ресурс бутылочного горлышка) и в рамках социалистической экономики (централизованное распределение)  без всякого использования сбережений и инвестиций.

  Не съеденная тарелка супа, не сыгранная на балалайке песня, не рассказанная на ночь ребенку сказка ничем не способны помочь тому, что для удобрения поля не хватает навоза.  Хотя именно такую логику выдают за научную: отказ от потребления стимулирует экономический рост. На самом деле, это лишь дедушкина байка. 

  Иными словами, никакой общественной пользы от сбережений населения для хозяйства страны не существует, тогда как существенный вред и риски они приносят.

  Причем этот вывод равно справедлив как для рыночной, так и для дефляционной экономики, просто в рыночной экономике подобный метод мошенничества используется для концентрации богатства и власти.

  Роль инвестиций и сбережений следует понимать через известную историю об Исаве и Иакове:

  Исаву, как старшему сыну, принадлежало первородство, то есть преимущество над   Иаковом в благословении от отца.

   Но вот, однажды Исав возвратился с поля усталым и голодным. Иаков в это время варил себе похлебку из чечевицы.

   И сказал ему Исав: "Дай мне поесть".

    Иаков же сказал: "Продай мне свое первородство", так как ему очень хотелось, чтобы к нему стало относиться благословение, данное Богом Аврааму, и тем самым ревностно послужить Богу.

    Исав ответил: "вот я умираю от голода, что мне в этом первородстве?" Таким ответом   Исав показал свое пренебрежительное отношение к благословению Божию.

    Иаков сказал: "Поклянись". Исав продает свое первородство Иакову за чечевичную похлебку.  Исав поклялся и продал свое первородство Иакову за чечевичную похлебку. [51]

   Т.е. никакой ценности эта похлебка в виде сбережений одних и потребительских кредитов других не имеет, кроме передачи власти.

  А раз так, то в риунистической экономике сбережения должны быть лимитированы. Помимо выше описанного механизма злоупотребления для концентрации власти, подобное решение предотвращает и другие неизбежные негативные последствия.

  Например, это передача сбережений своим детям и родственникам по наследству и формирование капитала. В результате чего труд для таких наследников более не будет средством к существованию.

  Вторым негативным следствием сбережений является тунеядство. Ибо скопив несколько годовых зарплат с учетом поступательной дефляции, можно очень длительное время бездельничать. Причем в такой экономике устроиться на высокооплачиваемую работу будет достаточно просто. Поэтому сбережения не должны давать возможность жить на них, не работая, больше 2-3 лет. Оптимальным мне кажется лимит в 1,0 или даже 0,5 годовых заработных плат. Хотя разумеется, этот вопрос нуждается в практическом уточнении.

  Здесь следует оговориться, что пенсионное обеспечение и содержание инвалидов должны быть достаточными, чтобы в принципе не требовать необходимости сбережений, однако недостаточно большими, чтобы у этих категорий населения не отпадало желания посильного участия в общественном труде.

  Стоит повториться: функции сбережения в риунистическом обществе должны быть полностью сведены к заначке «на особый случай», т.е. сам смысл этого экономического явления должен быть дискредитирован и уничтожен.

  Каждый ребенок имеет право потребовать дополнительную порцию, или даже унести её с собой, но попрекать общество некогда не съеденными «сэкономленными» булками не вправе никто.

  Разумеется, ограничение сбережений должно происходить так же поступательно, как и снижение цен.

  Теперь, когда со сбережениями ясно, что так как их нет, то и нет проблемы, вопрос осуществления инвестиций становится ещё более острым. Причем источники финансирования уже указывались, они очевидны: централизованные и государственные.

  Вопрос возникает, как проводить технико-экономическое обоснование, рассчитывать экономический эффект, срок окупаемости и дисконтировать денежные потоки в условиях поступательного роста покупательной способности денег.

 Не говоря уже, как принимать инвестиционные решения при полном отсутствии денег в розничном обращении. Ведь это означает отсутствие каких бы то ни было критериев для цен оптовых, все цены внутри замкнутого контура B2B обращения устанавливаются произвольно центральным органом, без всякой проверки  желания конечного потребителя оплачивать подобные затраты.

   Данное недоумение лишь показывает наличие глубоко въевшегося рыночного стереотипа о представлении  того, каким является этот мир и каким он ещё может быть.

  Для понимания тезиса опять нужно привести пример замкнутой элементарной экономики, обычного семейного хозяйства. Нужны ли ему деньги, чтобы делать инвестиции? Нет, деньги нужны исключительно для торговли с внешним миром, в случае необитаемого острова или семьи Лыковых из «таежного тупика», отсутствие денег никакой проблемы не доставляет.  Наоборот, проблемы доставляет как раз их наличие. Как в этом мы и убедились из глав 2 и 4.

 Точно так же деньги не нужны и государству. Причем они могут быть устранены даже ДО того, как будет полностью ликвидировано розничное товарно-денежное обращение.

  Но как тогда принимать инвестиционные решения? Как обходиться без традиционного финансово-инвестиционного анализа? Откуда брать параметры будущих денежных потоков, которые должны превышать первоначальные затраты, если и первое, и второе абсолютно иллюзорны, предмет чистого произвола органа, устанавливающего цены?

 Как определить, какой станок лучше, который содержит больше труда, или металла? Или какое из газовых месторождений перспективно к разработке, а какое нет? Как вообще это будет работать, ведь все рухнет?

   Для ответа допустим, например, что старшему Лыкову требуется сделать табурет. И он поручает  трем своим сыновьям эту работу. Один сделал табурет за полчаса, правда он шатается и может быстро развалиться.  Второй сделал обычный качественный табурет за день. Третий сделал кресло за неделю.

  Какое инвестиционное решение правильное? Надеюсь, этот пример смог поколебать уверенность в непременной необходимости инвестиционного анализа. Без всяких денег ясно, что все зависит от потребности семьи в этом предмете.

   Если потребность совершенно точно одноразовая, дальнейшее использование табурета в принципе не предвидится, полезен первый вариант. Если семья очень занята, каждый рабочий час на счету, то уместен второй вариант. Если же членам семьи делать нечего, то правильным будет третий вариант. И никаких денег не требуется.

  Точно так же принимаются решения на любом предприятии. В случае аврала все разгружают узкое горлышко[3] такого предприятия, тогда как в случае вынужденного безделья уместно заниматься наведением порядка, тестированием, усовершенствованием  и ремонтом, хотя в этом может и не быть особой надобности. Даже банальное наведение эстетической красоты имеет смысл. Т.е. даже в условиях рыночной экономики грамотное управление предприятием, как правило, отрицает примитивную минимизацию затрат. При условии, конечно, что это предприятие крупное, чтобы на нем были возможности для творчества и развития технологии, а не только примитивное обслуживание недоступного для оптимизации процесса.

  Ни на одном предприятии не проводятся расчеты между транспортным и сборочным цехами, или между бухгалтерией и проходной.  Потому, что подобные расчеты никакого влияния на эффективность работы предприятия не оказывают, все общепринятые системы «центров ответственности», «центров прибыли»  и «центров затрат» никакой дополнительной информации о предприятии не представляют, а только являются непростительной растратой управленческих ресурсов.

  Данная тема выходит за рамки книги, отметим только, что в рыночной экономике есть две альтернативы: если предприятие готовится к продаже, то оно реструктуризируется так, чтобы оно выглядело получше, хотя реальная ценность его была поменьше. Например, отдельно от самого предприятия можно продать недвижимость, персонал и технологии. О чем покупатель может не подозревать. Так же, как и то, что реальные затраты предприятия зачастую на 10-20% выше декларируемых покупателю, подобное снижение можно безболезненно достигнуть  в краткосрочной периоде, но со временем, либо проявятся негативные последствия этого снижения, либо затраты будут обратно увеличены.

  В этих условиях любые инвестиционные решения на продаваемом предприятии построены не на сравнении затраты – ожидаемый результат, а на максимизации активов, годных к отдельной перепродаже без ущерба для оценки стоимости предприятия покупателем, наоборот, с максимальным её завышением. Очевидно, что такой инвестиционно-финансовый анализ ничего общего не имеет ни с общественной пользой, ни наукой. Это чистое мошенничество.

  Одним из методов этого мошенничества является аутсорсинг. Автору книги ни разу не доводилось сталкиваться с аутсорсинговыми компаниями, способными реально предложить более низкую цену за ту ответственность, которую обычно требует требовательный хозяин от своих подчиненных. Поэтому аутсорсинг способен эффективно работать только очень небольшой период, затем недостатки, вызванные гораздо меньшим объемом ответственности аутсорсинговой компании, станут очевидными. Но зачастую, это уже проблемы нового владельца.

  Но даже в случае нормально функционирующего предприятия, которое работает для своего развития, а не для выгодной перепродажи (что нынче достаточная редкость), финансово-инвестиционный анализ малопродуктивен.

  В рамках его правил решения принимаются механистично: есть значительное превышение будущих «выгод» над затратами, есть приемлемый срок окупаемости, есть необходимые ресурсы, значит решение принимается. Меж тем подавляющее большинство инвесторов при принятии таких решений рассматривают финансовый анализ лишь как средство проверки собственных ощущений и представлений, нежели как решающий фактор принятия решений.

  Неоднократно приходилось видеть, как решения принимались вопреки убедительным аргументам финансового анализа, причем решение оказывалось верным, так как ситуация на рынке изменялась, и малоинтересные проекты становились интересными и даже блестящими. Как и наоборот.

  Более того, компании, настроенные на серьезное, долгосрочное завоевание рынка (навсегда), в принципе мало смотрят на свои плачевные финансовые показатели, их не пугают серьезные 30-100 летние периоды. Исходя из таких перспектив, почти любая инвестиции окупается: даже один доллар дисконтированного денежного потока в год означает бесконечный капитал через такое же количество лет. А раз так, то можно научно обосновать абсолютно любые инвестиции.

 Но главная беда всего этого инвестиционно-финансового анализа даже не в этом.    Старший Лыков вряд ли будет давать поручения всем своим сыновьям,  более того, тому единственному сыну, которому он поручит изготовление табурета, он безусловно четко сформулирует задачу.

  Тогда как в случае рыночной экономики три различных инвестора предложат рынку три различных способа решения проблемы табурета, но так как решение нужно только одно, то двое из них разорятся.

  Можно, конечно, сколько угодно говорить, что они «сами дураки», что они потратили свои личные деньги и усилия. Но вот именно такая постановка вопроса как раз и рассчитана на дураков. Они потратили впустую общественные ресурсы, которые, как мы помним «редкие», проявили образцовую бесхозяйственность. Что теперь делать с этими двумя лишними табуретами и двумя голодными безработными? Спонсировать на новые подвиги в бизнесе?

  Именно отсутствие подобной бесхозяйственности, отрицание кривого зеркала инвестиционно-финансового анализа и есть главный результат отмены товарно-денежного обращения внутри самих государственных предприятий. Народное хозяйство должно стать единым гигантским предприятием, которое планирует объемы готовой продукции и потребности расширения, после чего и составляется единый народно-хозяйственный план. В котором описан конкретный табурет и источники его изготовления.

  Но прежде, чем поставить точку в этой теме, следует прояснить ситуацию, как же будет проводиться принятие инвестиционных решений в безденежной экономике.

  Как будет приниматься решение, какие малоурожайные земли сеять, а какие признать бесперспективными? Какие месторождения эксплуатировать, а какие отложить? Какие технологии предпочесть – посложнее, но и покачественнее, или попроще, но и «посердитее»? Как рассчитать экономический эффект, в случае изобретений и рационализаторства?

  На самом деле, все эти вопросы – пустые. Именно они и угробили СССР.

  Что значит, какие земли сеять? Исходя из потребности в зерне, а так же потребности пополнения запасов и севооборота, этот вопрос получает ответ. И ответ не в жалкой прибыльности, а в аппетите народа. А так же в успехах селекционеров по повышению урожайности. Не исключено, что в будущем большая часть земель станет опять не распаханной.

   Что значит, какие месторождения эксплуатировать? Разумеется, самые близкие и самые крупные, но если рядом есть и бедные месторождения, пропускать их категорически нельзя, не по-хозяйски это. Хотя их эксплуатация может показаться кому-то и неэффективной, неприбыльной. Не возвращаться же к ним обратно, через время, тратя гораздо большие общественные ресурсы, чем в случае последовательной выработки.

  Насчет станка вопрос вообще тривиален, он, подобно истории о табуретах,  сводится к четкой формулировке задачи и наличия/отсутствия избыточных ресурсов для его создания. Деньги здесь не нужны.

   И, последнее, экономический эффект. Нет ни малейших сомнений, что именно экономический эффект является тем чудесным показателем, который позволяет пропихнуть  заведомо негодный проект, потому что мало кто решится выяснять такие параметры, как производительность, срок службы, необходимость техобслуживания, надежность, масса и требования к установке. Тогда как сравнение двух цифр даже самому бестолковому менеджеру позволяет сделать «обоснованное», но зачастую неправильное решение.

  Для любого оборудования в рамках народной экономки ключевым является потребление дефицитных ресурсов, аналогично «бутылочному горлышку» Голдратта. Именно это, а так же возможности обеспечения общего сбалансированного роста производственного потенциала и являются единственным приоритетом в подобных решениях, тогда как дутый экономический эффект – не более, чем химера, имманентная для подковерных интриг.

  Эффективность в любом производстве определяется умением использовать простаивающие мощности и не допускать образования заторов, при этом назвать использование избыточного производственного потенциала для ещё большего увеличения производственных возможностей «инвестициями» методологически неправильно. Хотя именно таков характер инвестиций в народном хозяйстве, или любой семье.  В свободное время чинить старые средства труда или делать новые.

  Поэтому ни сбережения, ни инвестиции в традиционном монетарном понимании риунистическому обществу не нужны.
 

  Здесь уместно немного вернуться к отмене розничного товарооборота.

  Как уже сказано, его отмена будет происходить очень долго, не исключено потребуются многие тысячелетия, для полного перевоспитания людей, чтобы их ключевой мотивацией стало служение и единение во Христе.

  Поэтому на период этого перевоспитания необходимо создать индустрию богоугодных развлечений. Т.е. помимо прямого послушания в Церкви, выполнения апостольского долга в языческих странах, отдыха с семьей, воспитания и обучения своих детей, должна существовать возможность, чтобы человек экономический выпустил пар,  мог потратить свои заработанные деньги с максимальной пользой, как для себя лично, так и для общества в целом. Причем такая индустрия даст возможность связать излишние деньги человека экономического, а так же занять его, сделать его равнодушным к различного рода собиранию и накопительству, легко относиться к лимиту на сбережения.

  Тогда, как расходы на текущее проживание (питание, одежда, содержание жилья) могут быть довольно скоро амнистированы вместе с соответствующим доходом людей и выведены из розничного товарооборота. Оставив в нем только развлечения и хобби.

  В качестве таких развлечений следует отметить туризм, кругосветные регаты, автомобильные ралли, исторические и профессиональные экскурсии по всему миру. А так же спортивные соревнования, любительские и профессиональные, конкурсы, викторины или юморины. Все подобные развлечения должны быть достаточно элитарными и дорогими, чтобы участники в них могли реализовать свои иерархические ценности человека экономического.   

 Но при этом все материальные активы (автомобили, яхты, вертолеты) должны принадлежать таким общественным клубам, а не частным лицам, так как иначе снова возникает призрак частной собственности и  соблазна.  

  Основная задача этих клубов – чтобы  взрослые дяди и тети вволю наигрались в эти детские игрушки, с тем, чтобы после этого перейти к по-настоящему серьезным вещам. Например, пойти в первый класс школы Православия.


 

5.9 Куда денутся эксклюзивные понты?

 Вопрос может показаться наивным, но он далеко не прост. Как может быть бесплатен хлеб – понятно. Можно легко сделать бесплатными гречку, крупы, вермишель и даже мясо. (И какое ещё пенсионное страхование нужно?)

 Но что делать с дорогим коньяком и эксклюзивными винами? С паюсной икрой и омарами? Роскошными автомобилями и гусиной печенью. Бриллиантами и мехами? И просто с новинками  техники, когда в силу технических причин спрос на них будет превышать предложение?

   Выше цитированный пример единичного изобилия на Шпицбергене было не сложно организовать, путем коллективных усилий большой страны. Но всегда есть эксклюзивные товары, производство которых в принципе невозможно свыше определенного объема.  Например, некоторые вина предполагают определенный сорт винограда, конкретную и очень небольшую местность, а так же соответствующую погоду. Правда, такие нюансы могут разобрать только опытные сомелье, создающие отличную рекламу и деньги своим работодателям. Можно предположить, что у таких вин не так уж много настоящих ценителей.

  Но есть и простые, очевидные вещи, удовлетворить массовый спрос на которые будет невозможно. Их следует разделить на две части: те которые могут носить инвестиционный характер (золото, бриллианты, знаменитые картины, антиквариат) и вещи скоропортящиеся (автомобили, шубы, деликатесы).

  Первые должны быть преимущественно изъяты из обращения под благовидным предлогом. Например, что хранение великих произведений исскуства должно быть исключительно общественным.

  Тогда как вторые могут достаточно длительное время быть предметом розничного товарооборота, совместно с индустрией развлечений. Их цель двояка: создание удовлетворенности у человека экономического и проверка истинности мотивации человека риунистического.

  Не исключено, что такая индустрия развлечений так же неустранима в нашем несовершенном мире, как и тюрьмы.
 

5.10 Мотивация.

  Хотя мотивация уже не раз обсуждалась, она остается самым узким местом всей книги.

 Как будет осуществляться обратная риунистическая мотивация после отмены товарно-денежного обращения? К счастью ответ на это вопрос несложен: на кесарей, чиновников, силовые структуры и Церковь не распространяются общие нормы полной занятости. Они должны работать круглый год, с достаточно высокой загрузкой и ответственностью.

  Гораздо сложнее ответить на следующий вопрос. Много ли желающих будет обречь себя уделу монахов, в справедливом и процветающем мире, с могучей индустрией развлечений и возможностями для обучения и личного развития? Ведь Создатель не запрещает нам веселиться, а если для веселья столько поводов…

  Что толку светить в таком мире света и порядка? Совсем другое – во времена гонений и апостольских подвигов… Именно такая логика может привести к оскудению Православной Церкви, которое быстро разрушит всю идиллию. И это величайшая опасность. Труднее всего быть пастырем в годы благополучия.


 
 

Выводы.

    1. Все монетарные показатели, которыми оперирует инфляционная экономика, малополезны для принятия решений по управлению народным хозяйством. 

    2. Рыночная экономика обладает исключительной эффективностью в промежутке между начальным уровнем обеспеченности, который следует сразу после физического недостатка всех благ, и вплоть до уровня изобилия, когда мотивация от материального достатка  целиком начинает уступать чисто виртуальному соблазну.

    3. На определенном высоком уровне технологического развития рыночная экономика и научно-технический прогресс расходятся.

    4. Дефляционная экономика возможна только в высокотехнологичном развитом обществе, что подразумевает обязательность некоторого бурного периода инфляционного развития.

    5. Дефляционная экономика основана на обратной нематериальной мотивации и постепенной отмене товарно-денежного обращения, ключевыми моментами которой является отрицание общественной пользы сбережений и инвестиций.
 
[1] Например, некий китаец заплатил, чтобы его «Ламборджини» публично разбили кувалдами, так как был недоволен качеством автомобиля. [49]

[2] Глобальные расходы на НИОКР за 2010 год составляют $1,1 трлн, на рекламу $0,5 трлн. [46], [47].

[3] См. теорию ограничений Э.Голдратта [52]

 

6. Заключение.

 
 

   В заключение следует остановиться на противоречии указанного в книге богоугодного способа построения общества, способного обеспечить фактически неограниченно долгое процветание и гармонию, с данным от Бога предупреждением о неотвратимости второго пришествия, Христа, Суда Божьего и Апокалипсиса. Т.е. предупреждением о принципиальной невозможности построения справедливого общества благоденствия.

  Следует ли воспринимать указанный в книге рецепт благоденствия как нечто чисто теоретическое и принципиально невыполнимое и непосильное для простых и грешных смертных, или это призыв к действию?

  О каком риунистическом обществе может идти речь, если актуальна проблема «чипизации», «электронных паспортов», раскола Веры и Третьей мировой войны и т.п.? Не бредит ли автор?

  Дело в том, что из того, что было открыто мне, следует: никакого конца света в ближайшее время не будет. Да будут крупные военно-политические конфликты, будут существенные климатические изменения, будет даже крах могущества США, но катастрофы не будет. Более того, все эти изменения пройдут достаточно буднично и медленно, займут значительный период времени, так что только лишь по прошествии многих десятков лет станет понятно, что мир действительно кардинально изменился.

  Все это противоречит популярным представлениях о новом ледниковом периоде, или наоборот о глобальном потеплении, о тех или иных апокалиптических сценариях развития Третьей мировой войны. Но дело в том, что любые пророчества, силящиеся угадать или как то обосновать временные рамки Конца Света противны воле Божьей, так как «даже ангелы на небе того не знают». Нет ни малейшей пользы в размышлениях на эту тему, а вот на тему, как следует жить, размышлять стоит.

  Даже если жить осталось совсем недолго.

  Ибо абсолютно любую, самую страшную и гибельную ситуацию Бог может повернуть нам же на пользу и благо, но если только мы сами того возжелаем, если помолимся об этом, если сами станем выше собственного страха и алчности.

  Если мы сами начнем строить свой мир, в котором гибели и страху нет места, мир в котором хочется жить.

  Только так и создаются империи.
 

 

7. Источники.

 


 
 

[1].http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D1%84%D0%BB%D1%8F%D1%86%D0%B8%D1%8F_(%D1%8D%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BA%D0%B0)


 

[2].Онлайн Энциклопедия Кругосвет http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/ekonomika_i_pravo/INFLYATSIYA_I_DEFLYATSIYA.html


 

[3].http://www.krugosvet.ru/images/1012461_2461_301.gif


 

[4].http://www.krugosvet.ru/images/1012461_2461_302.gif


 

[5].Словари и энциклопедии на Академике http://dic.academic.ru/dic.nsf/fin_enc/12934


 

[6].Энциклопедический словарь экономики и права http://www.vedomosti.ru/glossary/%D0%B4%D0%B5%D1%84%D0%BB%D1%8F%D1%86%D0%B8%D1%8F


 

[7].Интернет-журнал для частного инвестора

http://www.azpif.ru/lib/deflation.html
 

[8].«ЧЕМУ СПОСОБСТВУЕТ КРЕДИТОВАНИЕ: ИНФЛЯЦИИ ИЛИ ДЕФЛЯЦИИ?» http://www.ipotek.ru/inflatio.php


 

[9].«Чем плоха дефляция?»

http://perevodika.ru/articles/15357.html
 

[10].   Современный экономический словарь

http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%AD%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%94%D0%B5%D1%84%D0%BB%D1%8F%D1%86%D0%B8%D1%8F/
 

[11].   «ИНФЛЯЦИЯ, ДЕФЛЯЦИЯ И ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДОХОДА»

http://bibliotekar.ru/biznes-64/167.htm
 

[12].   «Инфляция, девальвация, дефляция и ревальвация как инструменты национального и транснационального регулирования экономики в условиях господства монополий»

http://www.diphis.ru/inflyaciya_devalvaciya_deflyaciya_i_revalvaci-a1573.html
 

[13].   «Задумывались ли Вы когда-нибудь над вопросом "Откуда берутся деньги?"»

http://www.economics.kiev.ua/
 

[14].   «Дефляция или инфляция?»

http://awas1952.narod.ru/OIKONOM/FLATIONS.HTM
 

[15].   «Почему дефляция хуже инфляции» М.Блант

http://money.newsru.com/article/06Oct2008/def
 

[16].   Макроэкономика-2.  Шагас Н.Л, Туманова Е.А. М.: изд-во МГУ, 2006


 

[17].   Макроэкономика. Теория и российская практика: Учебник/Под М15

ред. А.Г. Грязновой, Н.Н. Думной.- М.: КНОРУС.— 2004.

http://www.economics.kiev.ua/index.php?id=715&view=article


 

[18].   http://www.economics.kiev.ua/picture/uchebn/index.73.gif


 

[19].   http://www.economics.kiev.ua/picture/uchebn/index.74.gif


 

[20].   Макроэкономика. Бункина М.К., Семенов A.M., Семенов В.А. - М.«Дело и Сервис» 2000

http://bookhere.ru/news/2008-12-21-859
 

[21].   Макроэкономика, Агапова Т.А., Серегина С.Ф. – М. «Дело и Сервис» 2004

http://institutiones.com/download/books/953-makroekonomika.html
 

[22].   Макроэкономика: Конспект лекций Д. А. Шевчук, В. А. Шевчук

http://www.e-reading.org.ua/bookreader.php/98061/Makroekonomika%3A_konspekt_lekciii.html
 

[23].   Wikipedia http://en.wikipedia.org/wiki/Homo_economicus


 

[24].   «Мошенничество Гринспена».  Р.Бартри; Мн. «Попурри», 2006


 

[25].   http://www.azpif.ru/lib/deflation.html


 

[26].   Сильвио Гезелль «Естественный экономический порядок»

http://www.economics.kiev.ua/index.php?id=819&view=article
 

[27].   Онлайн Энциклопедия Кругосвет

http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/ekonomika_i_pravo/INFLYATSIYA_I_DEFLYATSIYA.html
 

[28].   Егор Сусин  «Дефляция в Японии»  http://ugfx.livejournal.com/316889.html


 

[29].   http://forum.alpari.ru/attachment.php?attachmentid=101150&d=1269595703


 

[30].   «ДЕФЛЯЦИЯ НЕ ПОДДАЁТСЯ ОЖИДАНИЯМ — И РЕШЕНИЮ» http://www.kontinent.org/article_rus_4c69a7a06f19f.html


 

[31].   «Дефляция: как сделать, чтобы «такого» здесь не случилось» (Б. Бернанке, 2002 г.).

http://www.fibo-forex.ru/trader/analytics/solid-analysis/comment/article-17101.html
 

[32].   Ю. Л. Менцин  «Ньютон у истоков английского "экономического чуда"» http://www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/60407/page=1/


 

[33].   Линдон Ларуш: "Гиперинфляция как в Веймарской республике 1923 года - глобальная валютно-финансовая система на кривой спада" (ПРЕСС-РЕЛИЗ, EIR США) http://subscribe.ru/archive/country.ua.cibhelion/200605/03120633.html#pic1


 

[34].   «Дефляция в Японии: девальвация йены не помогает, зато дестабилизирует экономику всего региона.» http://bre.ru/risk/10489.html


 

[35].   ЦЕНТР Экономического Анализа и Экспертизы «Япония извлекла максимальную выгоду из сложившейся ситуации» http://www.assessor.ru/forum/index.php?t=1241


 

[36].   Иосиф Сталин Сочинения в 16 томах

http://www.hrono.info/libris/stalin/1-2.html
 

[37].   «Реформы Либермана-Косыгина - Революция обывателей» http://www.business.su/old/chsdnw.php?chsdnew=6252


 

[38].   «Дефляция или инфляция?»  

http://awas1952.narod.ru/OIKONOM/FLATIONS.HTM
 

[39].   Н.Стариков «Кризис, как это делается» СПб.: Питер, 2009

http://nstarikov.ru/books/202
 

[40].   Мухин Ю.И. «За державу обидно!» - М.: Яуза, 2004


 

[41].   Ю.В. Емельянов «Сталин. Путь к власти»: Вече; М.; 2003

 http://www.fidel-kastro.ru/history/rossia/emelyanov_yurii_stalin_put_k_vlasti.htm
 

[42].   "Настоящий голодомор был не в СССР, а в США!" Сенсационные данные о миллионах погибших голодной смертью в период американской великой депрессии http://www.cprfspb.ru/3136.html

http://kprf.ru/international/70104.html

http://kprf-zelenograd.ru/agitation/politprosvet/golod.html


 

[43].   Разоблачение экономических верований. http://economicsdivestment.blogspot.com/2010/11/blog-post_06.html

http://economicsdivestment.blogspot.com/2010/11/blog-post_12.html

http://economicsdivestment.blogspot.com/2011/01/blog-post_05.html

http://economicsdivestment.blogspot.com/2011/06/blog-post_04.html
 

[44].   Михаил Делягин «Почему национальные элиты предают свои народы с легкостью и удовольствием»

 http://www.odnako.org/magazine/material/show_11526/
 

[45].   Столетие «Погром мировой промышленности» http://www.stoletie.ru/geopolitika/pogrom_mirovoj_promyshlennosti_2011-07-08.htm


 

[46].   «Nielsen: В прошлом году глобальные расходы на рекламу выросли на 10,6%» http://befirst.com.ua/article/show/1005-nielsen-v-proshlom-godu-globalnie-rashodi-na-reklamu-virosli-na-106/


 

[47].   «Мировые расходы на НИОКР в 2011 году составят $1,2 триллиона» http://www.vesti.ru/doc.html?id=414734


 

[48].   «The Economist»

http://media.economist.com/sites/default/files/imagecache/original-size/FRED%20long-term%20growth.png

http://media.economist.com/sites/default/files/imagecache/original-size/long-run-growth.png


 

[49].   «Китаец разбил свою «Ламборджини», защищая права потребителя» http://kp.md/online/news/850992/


 

[50].   "Homo economicus" vs. "Homo reciprocans"

http://old.russ.ru/politics/20021021-dj.html
 

[51].   Серафим Слободской «ЗАКОН БОЖИЙ» http://azbyka.ru/dictionary/08/zakon_bozhiy_075-all.shtml


 

[52].   Голдратт М. Элия, Джефф Кокс "Цель-1", "Цель-2" - Goldratt Baltic 2002.


 

[53].   Айн Рэнд "Атлант расправил плечи"- Самиздат 2009


 

[54].   Мухин Ю.И. «Наука управлять людьми». – ФОЛИУМ, Москва, 1995.

 

http://deflation-is-exit.blogspot.com/

 

 

Ссылка на основной блог
 

 














  


 
 [ главная Сборник статей по экономике Игоря Аверина © 2006-2009  [ вверх
© Все права НЕ защищены. При частичной или полной перепечатке материалов,
ссылка на "www.economics.kiev.ua" желательна.
Яндекс.Метрика